Звучащий свет - [23]

Шрифт
Интервал

Много ли пело труб
О беззаветном, чтоб
Нужен бывал и люб?
Вот она, весть о том,
Что впереди, в пути, —
Строки скрутив жгутом,
Выскажись и прости.
Перечитай, успей
Вникнуть, постичь, принять,
Занавесь дней посмей
Над головой поднять.
21 февраля 1992

«Я вернуться хочу туда…»

Я вернуться хочу туда,
Где окно в темноте горит,
Где журчит в тишине вода
И неведомый мир открыт.
Я вернуться туда хочу,
Где свечу иногда зажгут,
Где и ночью тепло плечу
И сомнений слабеет жгут.
Я вернуться туда бы рад,
Потому что и ключ, и речь,
И рачительный свет, и лад
Смогут душу мою сберечь.
Я вернуться бы рад туда,
Потому что и клич, и плач
Будут рядом со мной всегда,
Будет голос мой жгуч и зряч.
Будет слух тяготеть к лучу,
Будет крепнуть с минувшим связь,
Где к луне до сих пор лечу,
А над нею звезда зажглась.
Подожди меня, рай, поверь,
Что с тобою давно светло, —
Потому и могу теперь
Поднимать над бедой крыло.
21 февраля 1992

«Этот жар, не угасший в крови…»

Этот жар, не угасший в крови,
Эта ржавь лихолетья и смуты —
Наша жизнь, – и к себе призови
Всё, что с нею в родстве почему-то.
Соучастье – немалая честь,
Состраданье – нечастое чувство,
И когда соберёмся – Бог весть! —
На осколках и свалках искусства?
То, что свято, останется жить,
Станет мифом, обиженно глядя
На потомков, чтоб впредь дорожить
Всем, что пройдено чаянья ради.
Будет перечень стыть именной
На ветрах неразумных эпохи,
Где от нашей кручины земной
Дорогие останутся вздохи,
Где от нашей любви и беды,
От великой печали и силы
Только в небе найдутся следы,
Если прошлое всё-таки было,
Если это не сон, не упрёк
Поколеньям иным и народам,
Если труд наш – отнюдь не оброк
Под извечно родным небосводом.
22 февраля 1992

«Свечи не догорели,…»

Свечи не догорели,
Ночи не отцвели, —
Вправду ли мы старели,
Грезя вон там, вдали?
Брошенная отрада
Невыразимых дней!
Может, и вправду надо
Было остаться с ней?
Зову служа и праву,
Прожитое влечёт —
Что удалось на славу?
Только вода течёт.
Только года с водою
Схлынули в те места,
Где на паях с бедою
Стынет пролёт моста.
Что же мне, брат, не рваться
К тайной звезде своей?
Некуда мне деваться —
Ты-то понять сумей.
То-то гадай, откуда
Вьётся седая нить, —
А подоплёку чуда
Некому объяснить.
23 февраля 1992

«К югу – и на восток…»

К югу – и на восток,
Вкось, в киммерийский ропот,
С крыши, где водосток,
Ниже, сходя на шёпот,
Ближе, где ниши нет,
В даль, где повсюду – благо,
Вешний смелеет свет
И возрастает влага.
Всё это вдруг вкуси,
Перенеси, попробуй, —
Вьётся вокруг оси
Запах добра особый,
Старые жернова
Вслед за гончарным кругом
Сдвинутся вмиг, едва
Кто-то пойдёт за плугом.
Горы заволокло,
Гущею замутило, —
Кажется, пронесло,
Вроде бы отпустило,
Переплело, смутив,
Зрение и дыханье,
Новый вогнав мотив
В лепет и полыханье.
То-то порханья ждёт
Крыл на ветрах певучих
Тот, кто ещё войдёт
В мир на холмах и кручах,
Тот, кто придёт сюда,
Где на пороге речи
Молча стоит звезда,
Этой заждавшись встречи.
7 марта 1992

«Так в марте здесь, как в Скифии – в апреле…»

Так в марте здесь, как в Скифии – в апреле:
Рулады птичьи, почки на ветрах,
Произрастанья запахи и цвели,
С восторгом вместе – неизжитый страх,
Неловкая оглядка на былое,
На то, что душу выстудить могло,
В ночах пылая чёрною смолою,
Выкручивая хрупкое крыло.
Подумать только, всё же миновало
Удушье – и в затишье мне тепло, —
Бог миловал, чтоб снова оживало
Всё то, что встарь сквозь наледь проросло,
Чтоб нелюди не шастали, вполглаза
Приглядывая, где я побывал,
Чтоб сгинула имперская зараза,
Как хмарь, что вновь ушла за перевал.
Не так я жил, как некогда мечталось,
Да что с того! – какое дело вам
До строк моих, чья вешняя усталость
Сродни стряхнувшим зиму деревам?
Их свет ещё расплещется с листвою
В пространстве Киммерии, – а пока,
Седеющей качая головою,
Сквозящие встречаю облака.
13 марта 1992

«Вытяни руки, замри…»

Вытяни руки, замри,
Приподнимись и взлети —
Сверху на землю смотри —
Вот она, как ни крути,
Вот она, как ни кори
Этот наивный уют, —
Вот она вся, говори
Просто, как птицы поют.
Всё-то с тобою не так —
Влаги ли в поле глоток,
Страсти ли вспыхнувший знак,
Вести ли в небе виток, —
Нет, не ворчи, погоди,
Повремени, отдышись, —
Всё, что теснится в груди,
Высказать людям решись.
Выносив это давно,
Выразить это сумей, —
Пусть это с тем заодно,
Что откровенья прямей,
Пусть это с тем, что внутри
Круга, в котором заря, —
Вот оно рядом – бери,
Миру скорее даря.
28 мая 1992

«Уже не в силах чародей…»

Уже не в силах чародей
Сдержать ветвей столпотворенье —
Любви прекрасное даренье
И счастье горькое людей
Уже расплёснуты вокруг —
И в этой связи неразрывной
Звучит мелодией надрывной
Струна, которой недосуг
Прельщаться новою порой,
Надежды вырвавшей из мрака,
Сомненья вызвав, но однако
Превыше всех – единый строй.
Подумай как-нибудь потом,
Уже не мудрствуя лукаво, —
Какое выстрадано право
Судить о том, перевитом
Слоями влажными стеблей,
Лозою гибкой виноградной
Блаженном мире, где отрадной
Тропой в сплетении аллей
Бредёшь в неведомую тишь,
В такую глушь, где нет причины
Отречься разом от кручины
О том, на чём теперь стоишь.
Неужто в заговоре все —
И только ты, как гость, непрошен —
И выбор прост, и жребий брошен,
И путь проложен по росе, —
И век положенный живи,
В сплошном порыве безутешен, —
Один ты праведен иль грешен —

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.