Звучащий свет - [21]

Шрифт
Интервал

В обнимку с книгою и стулом —
И целит умыслом, как дулом,
В простор с водою пополам.
Промокла времени громада,
Зола рассыпана по саду,
Пропета лета серенада
Кому-то, скрытому в глуши, —
Зато дарована свобода
Зеркальной двойственностью года
Тому, кто в гуще небосвода
Приют отыщет для души.
Листвы шуршащее свеченье,
Ненастных сфер коловращенье,
Молчанье и столоверченье,
Шарады, ребусы, часы
Уже не скуки, но желанья
Негодованья, пониманья
Томленья, самовозгоранья
Неувядаемой красы.
Кто правит бал и дружен с ленью,
Кому подвластны поколенья
И кто на грани изумленья
Откроет невидаль вокруг?
В печи моленье и камланье,
Поленьев щёлканье, пыланье,
Как бы от памяти посланье, —
И некий жар почуешь вдруг.
Играя с истиною в жмурки,
Срезая вянущие шкурки,
Гася то спички, то окурки,
Перебирая всякий хлам,
Найдёшь нежданные подарки —
Свечные жёлтые огарки,
Проштемпелёванные марки,
Тетрадей брошенных бедлам.
Никто на свете не обяжет
Учесть твой опыт – весь, что нажит, —
Никто, конечно, не подскажет,
Что в этом нечто всё же есть, —
Беспечность рожицу скукожит,
Октябрь уже почто что прожит,
И жизнь пока что не тревожит,
Готовя завтрашнюю весть.
Ну что же, выглядишь неплохо —
Уже на краешке эпоха,
Уже на донышке подвоха
Шестидесятников запал,
И всё, что было, не помеха, —
И между тем нам не до смеха,
И так далёко до успеха,
Что эха чудится оскал.
Но ты подпитывай сознанье
Всем тем, что будит осязанье,
Иголки ловит ускользанье,
Синицу или журавля,
Покуда прежнее везенье
Не надоест до оборзенья,
Другим оставив угрызенья,
На всех глазея с корабля.
Очнись и выйди на дорогу
К иному празднеству и к Богу,
Ищи защиту и подмогу,
В невзгодах имя сбереги, —
Мозги захлёстывает влага,
Прибой кобенится, как брага, —
И укрепляется отвага,
Чтоб слышать вечности шаги.
28 октября 1991

«Широких крыл прикосновенье…»

Широких крыл прикосновенье,
Высоких сил благословенье,
Проникновение туда,
Где есть участье и вниманье
К душе – и все переживанья
На берег выплеснет вода.
Невыразимое, земное,
Всегда идущее за мною,
Куда б меня ни завела
Стезя кремнистая, крутая,
Чтоб доля, некогда простая,
В движенье сложность обрела.
Полуотдушина и полу
Печаль – и вновь, похоже, в школу
Брести, усваивая путь
К чему-то важному, где мало
Усердья, – помнится, бывало,
Позёмка скрадывала суть.
Итак – в начале было слово,
К чему-то новому готово,
Оно готовилось обресть
Ещё неслыханное право
На весть из космоса – и славу,
Где вздохов горестных не счесть.
31 октября 1991

«Твоих ли, осень, здесь владений нет…»

Твоих ли, осень, здесь владений нет,
Правительница области безбрежной?
Зачем ты входишь тенью неизбежной
В сокровищницу таинств и примет?
Пускай зажёг над бездной Скорпион
Светильник свой, – давно ли ты внимала
Тому, кто в жизни значил слишком мало
И совершал деянья, как сквозь сон?
Знать, сам Господь велел тебе найти
Того, чей дух был высветлен тобою, —
И, властвуя упрямо над судьбою,
Вставала ты звездою на пути.
Явилась бы ты, может, на пиру
В безмерном блеске, в облике чудесном,
В земном уборе, в золоте небесном, —
Да веку ты пришлась не ко двору.
Тому, кто жизнь отстаивал плечом
И гибели отринул притязанья,
Твоё – сквозь явь – привычное дерзанье
Не притчей даровалось, а лучом.
Но мне всего дороже каждый раз
Твоё – сквозь грусть, отшельница, – смиренье,
В котором есть высокое горенье
Для душ людских, для ждущих наших глаз.
5 ноября 1991

«Если можешь, хоть это не тронь…»

Если можешь, хоть это не тронь —
Не тревога ли в душу запала? —
И зажёгся в окошке огонь,
И вихры тишина растрепала.
Сколько хочешь, об этом молчи,
Не твоё ли молчание – злато?
В сердцевине горящей свечи
Всё увидишь, что издавна свято.
Всё найдёшь в этом сгустке тепла,
В этой капле томленья и жара —
Напряженье живого крыла
И предчувствие Божьего дара.
Всё присутствует в этом огне,
Что напутствует в хаосе смуты, —
Потому-то и радостно мне,
Хоть и горестно мне почему-то.
Всё, что истинно, в нём проросло,
Всё, что подлинно, в нём укрепилось,
Опираясь на речь и число,
Полагаясь на Божию милость.
Потому он в себе и несёт
Всё, что в песнях продлится чудесных,
Всё, что сызнова душу спасёт
Во пределах земных и небесных.
8 ноября 1991

«Глаза приподняв непрошенно…»

Глаза приподняв непрошенно,
Стоишь до своей поры,
Где в самую глушь заброшены
Взъерошенные дворы.
Увенчан листвой редеющей,
Стоишь, не смыкая век,
Покой прозревая реющий
Над сонным слияньем рек.
Фонарь приподняв над бездною,
Стоишь в тишине ночной,
Поддержанный твердью честною
На шаткой тропе земной.
Всё то, что давно предсказано,
Пронизано до корней
Присутствием горним разума —
И чуешь его верней.
И кто-то с тобой беседует,
Звезду в небесах подняв, —
И что-то отсюда следует,
И знаешь, что сердцем прав.
Рассеяны в мире зёрнами
Все те, кто к тебе добры, —
И травами скрыты сорными
Отравленные пиры.
Засыпаны щели домыслов
Растений пыльцой сухой,
Привычность побочных промыслов
Гнилою полна трухой.
И рот не криви из прошлого
Среди потайных щедрот —
От зол толкованья пошлого
К истокам запрятан код.
27 ноября 1991

«Распознать знакомое струенье…»

Распознать знакомое струенье —
Созиданье? – нет, сердцебиенье,
Прорицанье, рвение, забвенье,
Состраданье, – вот она, зима!
Серебренье, веянье, порханье,
Привыканье, тленье, придыханье,
Пониманье, жженье, полыханье,

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.