Звучащий свет - [20]

И на посулы наплевать.

12 октября 1991

«И ты кружишься меж держав…»

И ты кружишься меж держав,

Где судорожный воздух ржав,

Из никуда и ниоткуда

Явившись, чуя свет и дух,

Но если полдень будет сух —

То выходи, гляди на чудо,

На эти сизые холмы,

Где пижмы в пятнах кутерьмы

Бегут подальше от соблазна

Блеснуть на солнце желтизной

И, венчик выпятив резной,

Сказать, что впрямь огнеопасны,

Где на обочинах дорог

Тысячелистник уберёг

Своё иссохшее мерцанье, —

И только вечная полынь,

Куда, сощурясь, взгляд ни кинь —

Одно сплошное восклицанье,

Вернее – возгласы о том,

Что, может, сбудется потом,

Ну а сегодня слишком рано

Судить об этом впопыхах,

Покуда выглядит в стихах

Невольный вздох отнюдь не странно, —

И ты шагаешь наобум,

Отшельник, странник, тугодум,

Туда, где память не увяла,

В такие дебри и дожди,

Где всё, что было позади,

Тебя мгновенно узнавало.

13 октября 1991

«Кто из нас в одиночку поймёт…»

Кто из нас в одиночку поймёт

Посреди беспристрастности буден

Тот порыв или, может, полёт,

Где о том, что мы знаем, не судим,

Где откроется – третий ли глаз

Или зренье обветренной кожи,

Не впервые? – и в этот уж раз

Кто-то сразу прозреет, похоже.

Посреди беспредельных щедрот,

Незабвенного сада затворник.

Неизбежный приняв поворот,

Бывший лодырь, богема и дворник,

Неумеха, бродяга, бахвал,

Кто-то выйдет на верную тропку —

И безмерного счастья обвал

Не отправит за листьями в топку.

Безмятежный, торжественный сон!

Ты-то мнился мне встарь нереальным,

А теперь, высотой просветлён,

Навеваешься словом похвальным,

Где роса на ветвях тяжела

От присутствия лунного в мире

И хула никому не мила,

Потому что участье всё шире.

Там, где прячется в скверах Москвы

Тот, до коего нету мне дела,

Даже рыбу едят с головы, —

Что же люди? – да так, надоело,

Где кочевья в порядке вещей

И пощады не ждёт наблюдатель,

Видеть въявь, как Дракон иль Кащей

Правит всеми, – спаси же, Создатель!

Разыскать бы мне ключ от чудес,

Приземлённых в ряду с тайниками,

Чтобы стаи в просторе небес

Пролетали в ладу с лепестками,

Чтобы зримая глубь обрела

Очертанья знакомые ночью —

И душа оставалась цела,

Всё живое приемля воочью.

13 октября 1991

«Вот холодом повеяло ночным…»

Вот холодом повеяло ночным —

И Северу довольно только взгляда,

Чтоб всё насторожилось, став иным,

Уже шуршащим шлейфом листопада.

И долго ли продержится луна,

Скользящая сквозь облачные путы?

И песня, пробуждаясь ото сна,

Не рвётся из гортани почему-то.

Потом скажу – успеется, потом, —

Не торопись, не вздрагивай, не надо, —

И так звучит во мраке обжитом

Серебряная грусти серенада.

И так сквозит растерянная весть

По золоту смолёному залива —

И трепетнее чувствуешь, что есть

Над нами Бог – и смотришь молчаливо.

Повременим – ещё не началось,

Ещё не в тягость мне воспоминанья —

И что-то в душу вновь перелилось

Оттуда, где бывал уже за гранью.

И семенем к небесному крыльцу

Прибьётся и твоя причастность к веку, —

И правда, как в воде лицо к лицу —

Так сердце человека к человеку.

24 октября 1991

«И смысл поступков строен стал и строг…»

И смысл поступков строен стал и строг,

И голову я выше поднимаю,

И мир, как есть, душою принимаю,

Покуда жив я светом – видит Бог.

Единым домом станет нам Земля, —

Вы, циники, и вы, приспособленцы,

Вы, чужестранцы, вы, переселенцы, —

Какие дали зрите с корабля?

Не зря на крыше хижины моей

Ржавеет якорь, кем-то позабытый, —

Надежды символ верной стал защитой

На острове меж древних двух морей.

С дельфиньей стаей журавлиный клин,

Сетей рыбацких клочья и грузила,

И всё, что прежде исподволь грозило —

Зрачок змеиный, жуть средь вязких глин,

И оползень, и ливень, и разбой,

Смешавшиеся с осыпью событий,

Лавиной слухов, порослью открытий, —

Отчётливей я вижу пред собой.

И жажды мне безмерной не унять —

Всё впитывая, чувствуя, вдыхая,

Приветствую, в прозрачный шар сгущая,

Чтоб суть постичь – и, может быть, обнять.

27 октября 1991

«В неспешных действиях, поступках и словах…»

В неспешных действиях, поступках и словах

Есть свет особенный – и мы к нему стремимся,

И от бессмыслицы назойливой таимся,

Зане с державою былою дело швах.

И, не бахвалясь, мы с трудом своим дружны

В тоске, в рассеянье, в забвении, в скитанье,

Поскольку жертвенное жизни прорастанье

Мы чуем пристальней на грани тишины.

Покуда вижу я негаданный просвет

Во тьме безумия, в чаду кровопролитья,

Иду на ощупь я, но всё ж иду за нитью, —

Тонка она – такой у вас и вовсе нет.

Покуда слышу я то гул на берегу

Прибоя позднего, то птичьи восклицанья,

Приемлю долю я, отринув отрицанья,

И перед родиной своею не в долгу.

Покуда призван я в ненастный этот мир

Для песни, славящей его преображенье,

Я, порождение его и отраженье,

Творю неслыханный свидетельства клавир —

О том, как рушилось эпоха, о таком,

Что было истинным, что век опередило

Во имя радости, – и вот земная сила

Дарует веру мне – и светлый строит дом.

28 октября 1991

«Я ничего не видел, кроме…»

Я ничего не видел, кроме

Крыльца впотьмах и света в доме,

Собак на сене и соломе,

Нагого пламени в кострах,

Ветвей, исхлёстанных ветрами,

Лица неведомого в раме, —

И потому гадайте сами,

Кого охватывает страх.

Казалось зрение усталым —

Пора довольствоваться старым,

И ни к чему кичиться даром,

Тянуться к чарам и углам,

Где ветер выглядит сутулым