Звучащий свет - [18]

Шрифт
Интервал

Где предел моего горенья?
– Нет конца твоему горенью —
Ты живущим пришёл в даренье,
Ты поёшь, и звучанье это —
Золотое начало света.
2 сентября 1981

Элегия

Тебе, далёкий друг, – элегия сия, —
Да будешь счастлив ты на свете этом странном!
Давно к тебе прислушивался я —
В минуты горести, к мечтам спеша обманным,
На зная удержу, томленьем обуян,
Медвяным омутом заката не утешен, —
И если путь мой смутен был и грешен,
Движенья познал я океан,
Медлительную поступь естества,
В огне сощурясь, всё же разгадал я —
И столько раз в отчаянье рыдал я,
Покуда горние являлись мне слова!
Ты помнишь прошлое? – трепещущий платок,
Что там, за стогнами, белеет, —
В нём женский в лепете мелькает локоток
Да уголёк залетный тлеет,
В нем только стойкие темнеют дерева,
Подобны Бахову неистовому вздоху, —
Прощай, прощай, ушедшая эпоха! —
Но всё ещё ты, кажется, жива, —
Но всё ещё ты, кажется, больна,
Дыша так хрипло и протяжно, —
С тобою всё же были мы отважны —
И губы милые прошепчут имена.
Есть знаки доблести: сирень перед грозой,
Глаза, что вровень с зеркалами
Блеснут несносной, каверзной слезой,
В костре бушующее пламя,
Листва опавшая, струенье древних вод,
В степи забытая криница, —
Душа-скиталица, взволнованная птица,
Скорбит о радости – который век иль год?
Есть знаки мудрости: биение сердец,
Что нас, разрозненных, средь бурь соединяет,
И свет оправданный, что окна заполняет,
И то, что в музыке таится, наконец.
Что было там, за некоей чертой,
За горизонтом расставанья?
Мгновенья близости иль вечности святой,
Предначертанья, упованья?
Предназначение, предчувствие, простор,
Высоких помыслов и славы ожиданье? —
С мученьем неизбежное свиданье
Да дней изведанных разноголосый хор, —
Что было там? – я руку протяну —
Ещё на ощупь, тела не жалея, —
И вот встают акации, белея,
Сулящие блаженную весну.
Так выйди к нам, желанная краса, —
Тебя мы ожидали не напрасно!
В моленье строгие разъяты небеса,
Существование прекрасно!
Юдольный обморок, прозрения залог,
Прошёл, сокрылся, в бедах растворился, —
И пусть урок жестокий не забылся —
Но с нами опыт наш земной и с нами Бог!
Давай-ка встретимся – покуда мы живём,
Покуда тонкие судеб не рвутся нити,
Покуда солнце ясное в зените
Из тьмы обид без устали зовём.
Не рассуждай! – поёт ещё любовь,
Хребтом я чувствую пространства измененья,
Широким деревом шумит в сознанье кровь —
К садам заоблачным и к звёздам тяготенье,
Луна-волшебница всё так же для меня
Росы раскидывает влажные алмазы
По берегам, где всё понятно сразу,
В ночи туманной ли, в чертоге ль славном дня, —
А там, за осенью, где свечи ты зажжёшь,
Чтоб разглядеть лицо мое при встрече,
Как луч провидческий, восстану я из речи,
Которой ты, мой друг, так долго ждёшь.
7 ноября 1981

И вовсе не о таком

И вовсе не о таком,
Что душу твою изранит, —
Ведь с ним я давно знаком,
Оно укорять не станет,
Оно не удержит нас
В распластанной сени дыма,
Но смертный подскажет час —
И в жизни необходимо.
И вовсе не о таком,
Что сердце твоё тревожит. —
Ведь горе, как снежный ком,
Настигнет тебя, быть может,
Ведь радость застанет вдруг
Тебя на пороге славы,
Друзей раскрывая круг,
Вниманья даруя право.
И вовсе не о таком,
Что очи твои туманит, —
Рассвета сухим мелком
Оно осыпаться станет,
Чтоб птичий возвысить клич,
Листву шевелить на древе, —
Его-то и возвеличь
В едином, как день, напеве.
И вовсе не о таком,
Что слух твой ночами мучит, —
Речным пожелтев песком,
Оно возвышаться учит,
Оно запрокинет звук
Туда, на незримый гребень
Волны беспримерных мук,
Чтоб смысл её был целебен.
6 декабря 1981

Знаки

И всё это – было, – и вовсе не фарс
Прощанье с отжившею эрой, —
Сулили несчастье Сатурн или Марс,
А счастье – Юпитер с Венерой.
Для воронов пищу готовили впрок
Сражений кровавых адепты —
И что же осталось? – пространства оброк
Да тяжесть неслыханной лепты.
Растений законы грустны и просты,
Законы ристаний – суровы, —
И вновь кладовые темны и пусты,
Хозяева вновь бестолковы.
Опять непогода – великая сушь
Иль одурь лавины дождевной, —
Заточное место – пустынная глушь —
Достойней во мгле повседневной.
И кто-то поднимет однажды главу
И славу нещадную снищет —
Не там ли, где льды тяжелы на плаву
Да ветер над рощами рыщет,
Где вырваны кем-то, кому-то назло,
Гадательной книги страницы,
Где вновь на челне встрепенётся весло
Крылом улетающей птицы?
Но где же спасенье? – ужель в естестве
Найдётся от бед панацея? —
И бродит Медея по пояс в траве,
И ждёт Одиссея – Цирцея.
6 декабря 1981

Флоксы

Флоксы заполнили сад.
Это – исход карнавала.
Что ж, оглянусь наугад —
Юности как не бывало.
Молодость, пряча лицо,
Сразу за юностью скрылась.
Полночь. Пустое крыльцо.
Нет, ничего не забылось!
Прошлое встало впотьмах,
Словно толпа у причала.
Окна погасли в домах.
Помни, что это – начало.
Всё, с чем расстаться пришлось,
Всё, что в душе отзывалось,
К горлу опять поднялось —
Значит, вовек не терялось.
Роз лепестки и шипы,
Свет на мосту и в аллее,
Шорох сухой скорлупы —
Нет, ни о чём не жалею!
Ветрено. Гомон в порту.
Флаги над мачтами вьются.
Вот перешли за черту —
Нет, никому не вернуться!
Кончено. Поднятый трап.
Берег отринутый. Пена.
Дождика в море накрап.
Знали бы этому цену!
Пасмурно. Холод проймет —
Муки предвестие новой.
Только на веках – налёт,
Фосфорный, ртутно-лиловый.

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.