Звучащий свет - [17]

Шрифт
Интервал

Или там, где беды не боятся.
Соберись да ступай, по степям поброди —
Не родник ли спасительный встретишь?
Не тобой ли угадано там, впереди,
То, что ищешь? – ему и ответишь.
Не биенье ли сердца в груди ощутишь,
Не слова ль зазвучат о святыне? —
Может, взор мимоходом на то обратишь,
Что миражем казалось в пустыне.
Где томленье по чуду? – в слезах ли росло
Иль в крови, что огнём обжигала? —
Потому и священно твоё ремесло,
Что в любви – откровенья начало.
Даже страшные клятвы уже ни к чему,
Если просишь у неба защиты, —
Потому-то не скажешь и ты никому,
Где сокровища речи сокрыты.
4 августа 1981

Из августа

Сон твой велик и наивен —
Выручит завтрашний ливень? —
Вот его нынешний шаг —
Он обнадёживал так,
Что собирались цветы пред домами,
Стёкла дрожали в расшатанной раме,
Долу клонилось белёсое пламя, —
Был он торжествен и наг.
В зеркале мрачном и мы отражались,
Губы сжимались и веки смежались —
Всё бы языческой тьме,
Гуще злокозненной, мгле ненасытной,
В лёгком челне, над пучиною скрытной,
Плыть с фонарём на корме.
Всё бы на свете расти ожиданью,
Всё бы томиться в груди оправданью,
Всё бы виновных найти
В том, что на деле мы сами сгубили,
В том, что в себе навсегда позабыли
И не ценили почти.
Что тебя в глуби зеркальной
Встретит улыбкой прощальной? —
Всё, что на ощупь ушло,
Влагой ночной утекло,
Свечкой растаяло, розой поникло,
В песнях исчезло, в беде пообвыкло,
Прячась к тебе под крыло.
6 августа 1981

Почти колыбельная

Спи так сладко, чтоб лист удивленью
На мгновенье дарил мановенье
Вечеров, очарованных вновь
Пересказом событий давнишних,
Где течёт, отражённая в вишнях,
Обручения чистая кровь.
Горемычные выдались годы —
Не скупились криничные воды
На участие в жизни моей, —
Были жесты всегда очевидны,
Были раны не столь уж обидны —
Ты понять это позже сумей.
Постижение – сердце обряда,
Продолженья порой и не надо,
Нарекания – с плеч ли долой?
Повинуясь ли доле плачевной
Иль рукой прикасаясь лечебной,
Зашивают прорехи иглой?
Отголоски доносятся песен —
Им-то мир светоносный не тесен,
Вот и вьются на каждом шагу, —
Этих звуков разбег – и прохожих
Неумелую поступь в несхожих
Городах – я забыть не могу.
Только ты даровала мне право
На жестокую, трудную славу,
Что полынью припала степной
К незабвенной земле рудоносной, —
В год обычный иль в год високосный
Всё равно она всюду со мной.
10 августа 1981

У реки

В листве маслин и верб прибрежных
Не надо слов и слёз поспешных —
Плакучей ветке поклонись,
Найди в струенье, в серебренье
Безбрежным дням благодаренье —
В любви, пожалуй, не клянись.
К реке ступай – в ней жилы влаги
В подспудной выпуклы отваге,
В неумолимой полноте
Неудержимого теченья,
Чьи недомолвки и реченья
Сроднились с кровью на кресте.
Хвала тебе, краса земная!
Другого имени не знаю —
За что дана ты мне теперь?
За тот ли свет, что с неба льётся,
Что эхом в сердце отдаётся —
Предупреждением потерь?
Апостол твой по брегу бродит —
И что-то в мире происходит,
Чему названье – благодать,
Чему предчувствие – прозренье,
Чего присутствие – смиренье,
Чью ипостась – не передать.
11–13 августа 1981

Объяснение

Нет, я не стану тебе повторять,
Что предстоит нам в пути потерять,
Что никогда, как ни жди, не вернётся,
Искрой не вспыхнет, руки не коснётся,
Птицей не вскрикнет, исчезнет в степи, —
Слёз не жалей, но и сердце скрепи.
Нет, никогда не скажу я – прости —
Что предстоит нам в пути обрести —
Имя луны над бессмертной долиной
Та, что когда-то звалась Магдалиной,
Шепчет, едва раскрывая уста,
Вся – очевидна и вся – непроста.
Нет, не хочу я тебе говорить,
Что предстоит нам другим подарить —
Стаи растаявшей клич лебединый
В час полуночный, в глуши нелюдимой,
Чудится мне, отзываясь в тиши,
Крылья подъемля всегда у души.
Нет, я не стану тебе объяснять —
Слов неустанных тебе не понять, —
Это бездомица ветра ночного,
Это бессонница века больного,
Это зарницы и розы в горсти, —
Взял бы с собою – да трудно грести.
14–15 августа 1981

Надо петь

Если каждая ветвь по утрам
Вся протянута к солнцу – а ночью
Убеждается зрячий воочью
В серебренье, открытом ветрам, —
Знай: её сберегает звезда
В глубине многолистого сказа
До поры, где подобьем алмаза
На заре затвердеет вода.
Звёзды ласково смотрят – у них
Есть для ласки и время, и силы, —
О, скажи мне, когда это было?
Не во снах ли сияло земных? —
Гибким радугам вроде близки
И кострам, что горят по округе,
Прикасаньем снимают недуги,
Исцеляют живых от тоски.
Надо петь, чтоб развеивать мглу, —
О безбрежном забыли мы, – что там
Прихотливым подобно щедротам,
Принимающим взора хвалу? —
Надо тьму на земле побеждать,
Чтобы небо она не закрыла,
Чтоб Создавшему твердь и светила
Изначальное Слово сказать.
16 августа 1981

Золотое начало света

Вот смеркается, вечереет, —
И душа уже не болеет,
Но глаза от прохожих прячет,
А порою по-птичьи плачет.
Кто ты – горлица иль зегзица? —
Отзовись, не пугайся, птица! —
Не стенай надо мной, не надо,
Не кружись над громадой сада.
Отзовись из далёкой были,
Где себя наяву забыли, —
И во сне возвращенья нету
К золотому началу света.
Что же, корни его – в землице?
Не кричи надо мной, зегзица!
Что же, ветви его – не тронешь?
Что ты, горлица, страшно стонешь?
На кого же ты нас покинул?
Лучше в сердце во мраке вынул,
Лучше б слуха лишил и зренья!

Еще от автора Владимир Дмитриевич Алейников
Седая нить

Владимир Алейников – человек-легенда. Основатель поэтического содружества СМОГ (Смелость, Мысль, Образ, Глубина), объединившего молодых контркультурных авторов застойных шестидесятых, отказавшихся подчиняться диктату советского государства. Алейников близко знал Довлатова, Холина, Сапгира, Веничку Ерофеева, причем не только как творческих личностей, но как обычных людей с проблемами и радостями, понятными многим… Встречи с ними и легли в основу этой мемуарной книги.


Тадзимас

Владимир Алейников (р. 1946) – один из основных героев отечественного андеграунда, поэт, стихи которого долго не издавались на родине, но с начала шестидесятых годов были широко известны в самиздате. Проза Алейникова – это проза поэта, свободная, ассоциативная, ритмическая, со своей полифонией и движением речи, это своеобразные воспоминания о былой эпохе, о друзьях и соратниках автора. Книга «Тадзимас» – увлекательное повествование о самиздате, серьезнейшем явлении русской культуры, о некоторых людях, чьи судьбы неразрывно были с ним связаны, о разных событиях и временах.