Звучащий след - [44]

Шрифт
Интервал

Лучи заходящего солнца падали на дерущихся, одевая их в пурпур. В лагере воцарилась непривычная тишина. Слышно было только прерывистое дыхание противников. Даже вечный скрип насоса — и тот утих. Вдалеке, в вечном своем одиночестве, вздымались горы. Низенькие деревенские домики сонно клонились к земле, окутанные синеватым вечерним маревом.

— Левой, Джеки! — крикнул матрос, выговаривая слова со своим резким акцентом. — Левой работай, говорят тебе!

— Возмутительно, — прохрипел Нетельбек.

Каждый раз, когда кулак Джеки опускался на нос «профессора», тот вздыхал, словно в глубоком сне. Меня особенно взволновало то, что слабейший осмелился сразиться с сильнейшим. За «профессором» стояла сила, только что разгромившая великую страну, а уж Джеки эта сила могла раздавить, как червяка. Так что же заставило Джеки позабыть о своей слабости?

— Неслыханно! — снова прокричал Нетельбек.

Я зачерпнул пригоршню песка и швырнул ее прямо в глаза Нетельбеку. Раздался оглушительный хохот, общее напряжение сразу разрядилось. Все стали кричать, подбадривая дерущихся. Я видел еще, как «профессор» уполз куда-то в сторону. Джеки стоял обессиленный, свесив руки. И в ту же секунду я набросился на Нетельбека. Мы оба покатились по песку. Разумеется, мне хотелось драться так же, как Джеки, но, к сожалению, у меня не было опыта. Том был моим первым противником в жизни. Горсть песку в глаза — для начала не так уж плохо. Я убедился в этом, когда что было силы дубасил упавшего Нетельбека.

— Хватай его за жабры! Пусть побарахтается! — крикнул мне матрос.

Но в этом не было необходимости. Нетельбек и без этого никак не мог прочистить глаза.

— Пусти меня! — орал он не своим голосом.

Я дал ему здорового тумака и выпустил.

Подошел Джеки и обнял меня за плечи.

— Здорово, — сказал он, задыхаясь от смеха и вытирая глаза.

Мы в обнимку отправились в барак. Я и думать позабыл о том, что только недавно в строю я отодвинулся от Джеки.

Сквозь щели барака я видел, как расходилась толпа. Снова послышался скрип насоса, верный признак того, что все пошло своим чередом. Мюллер, который тоже приплелся в барак, уселся рядом со мной и с Джеки.

— Нечего сказать, хорошую кашу вы заварили, — пробурчал он. — Только полагаю, что и тебе придется расхлебывать ее, — добавил он, поворачиваясь в мою сторону. Я испугался.

— А что я сделал? Подумаешь, поколотил прохвоста Нетельбека.

— Вот, полюбуйтесь, — сказал Мюллер, — нашкодил и в кусты. Другие, мол, виноваты.

Джеки твердил, что нет такого права — бить старого человека, тут нельзя не вмешаться. Мюллер слушал, потягивая суставы пальцев.

— Эх, ты, революционер называется, а рассуждаешь, как сопляк. «Право», скажи пожалуйста! Смотри, как бы эта история не стоила тебе головы. На мировом рынке спрос на право нынче слишком велик. Целые народы по нему криком кричат. А чем ты можешь уплатить за право, Джеки? Заплатами на штанах или дырявыми портянками, что ли?

Во время раздачи еды в бараке появился Ахим. Он ласково улыбнулся мне и Джеки. Ахим очень торопился обратно в лазарет, и его пропустили вне очереди. Ахим взял дымившийся котелок и подсел к нам. Вид у него был измученный. Даже в голосе его звучала усталость.

— Фрезе умирает. Он просил тебя зайти к нему, сегодня или завтра.

Ложка выпала у меня из рук. Значит, Фрезе не увидит своей деревни. Джеки ел, дуя на ложку. Матрос, сидя в углу, ругательски ругал наше пойло. В лучах солнца, пробивавшихся в щели, плясали пылинки. Они кружились в бесконечном хороводе и, пьянея от солнца, таяли в воздухе.

— Нечего сказать, неплохой номер выкинул ты с «профессором», — сказал Ахим, обращаясь к Джеки. — А тебе, — добавил он, повернувшись ко мне, — я бы посоветовал быть немного любезней с друзьями «профессора».

Мы долго препирались, но в конце концов все трое поняли, что Джеки может и впрямь поплатиться головой. Наш «герой дня» как-то весь съежился, примолк. Это унизительное зрелище, так не вязавшееся с нашей славной победой, угнетало меня. Серые стены барака, чавканье, раздававшееся вокруг, — все приводило меня в бешенство.

— «Профессор» обязательно донесет на тебя, можешь не сомневаться, и ты пропал, — сказал Ахим. — Разумеется, мы этого не должны допустить. Но что делать? У нас гроша ломаного в кассе нет. И кто сможет достать деньги?

Словно повинуясь внезапному внушению, я встал и пошел к морю. Я знал, что Том уже дожидается меня.

— Ты что же это так поздно? — сказал Том с упреком. — А если бы со мной что случилось за это время? Что тогда?

— Я должен был встретиться с Джеки.

— Зря ты путаешься все время с евреями. — Том, который раньше интересовался исключительно своими делами, в последнее время стал заядлым антисемитом. — Лучше бы ты подумал о возвращении домой.

— А разве ты тоже собираешься вернуться?

— А то как же. Я ведь не политический. Подумаешь, поджег амбар! Для таких, как я, объявлена амнистия.

И в предвкушении приятного будущего Том принялся насвистывать торжественный марш.

— А там и в солдаты, — сказал он, покончив со своими музыкальными упражнениями. — По вечерам у казармы всегда толпа баб. И у каждой бабы в каждой руке по пакету с жратвой. Сам увидишь.


Рекомендуем почитать
Письма моей памяти

Анне Давидовне Красноперко (1925—2000) судьба послала тяжелейшее испытание - в пятнадцать лет стать узницей минского гетто. Через несколько десятилетий, в 1984 году, она нашла в себе силы рассказать об этом страшном времени. Журнальная публикация ("Дружба народов" №8, 1989) предваряется предисловием Василя Быкова.


Прыжок в ночь

Михаил Григорьевич Зайцев был призван в действующую армию девятнадцатилетним юношей и зачислен в 9-ю бригаду 4-го воздушно-десантного корпуса. В феврале 1942 года корпус десантировался в глубокий тыл крупной вражеской группировки, действовавшей на Смоленщине. Пять месяцев сражались десантники во вражеском тылу, затем с тяжелыми боями прорвались на Большую землю. Этим событиям и посвятил автор свои взволнованные воспоминания.


Особое задание

Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.


Подпольный обком действует

Роман Алексея Федорова (1901–1989) «Подпольный ОБКОМ действует» рассказывает о партизанском движении на Черниговщине в годы Великой Отечественной войны.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Отель «Парк»

Книга «Отель „Парк“», вышедшая в Югославии в 1958 году, повествует о героическом подвиге представителя югославской молодежи, самоотверженно боровшейся против немецких оккупантов за свободу своего народа.