Звучащий след - [43]
Я попытался повернуться кругом через левое плечо, но увяз в проклятом песке и, споткнувшись, растянулся во весь рост, носом вниз. Я не знал, куда деваться от стыда. Мюллер стоял, подняв глаза к ясному небу, и скалил зубы самым откровенным образом. Все ухмылялись, даже француз-комендант, который до этого пристально и неотрывно разглядывал горизонт. Я стал в строй, дрожа всем телом. Все еще улыбаясь, офицер для разминки слегка приподнялся на носках, потом пружинисто выпрямился, подтянул ремень и сказал:
— Ну что же, ребята, кто еще хочет вернуться на родину?
Никто не пошевельнулся. Улыбка сбежала со всех лиц.
Сквозь стиснутые зубы Мюллер пробормотал:
— Пора бы этому типу убраться.
Офицер поглядел на Джеки, самого высокого в строю.
— Неужели у вас столько грехов на совести, что вы боитесь вернуться на родину?
Полное отсутствие чутья у представителя власти чрезвычайно удивило меня. Джеки от удивления широко раскрыл рот, словно собираясь проглотить солнечные лучи, а «профессор» отвел офицера в сторону и начал что-то возбужденно ему говорить. Не успел он сказать и нескольких слов, как офицер судорожно провел пальцами по горлу под воротником, и вся компания торопливо направилась к соседнему бараку. Настроение мое было испорчено окончательно. Я злобно смотрел вслед «профессору», юлившему перед офицером. На «профессоре» был элегантный костюм. Ему так и не удалось продать его из-за слишком большого размера. Но теперь пиджак и брюки висели на нем складками. Специалисты по борьбе с тучностью наверняка махнули рукой на «профессора», провозившись с ним несколько месяцев. А вот комендант лагеря применил свое «сильно действующее средство» и, играючи, достиг самых блестящих результатов.
Однако не успела комиссия покинуть лагерь, как «профессор» стал спешно нагуливать прежний жир. В качестве уполномоченного, отвечавшего за здоровье возвращенцев, он инспектировал кухню по нескольку раз на день, и каждая проба пищи продолжалась у него почти час.
Однажды под вечер мы сидели, как обычно, у потухшей печки — Мюллер, матрос и старый еврей, который загнал меня когда-то под крышу барака. Ахима с нами не было, он задержался в лазарете.
Вдруг перед нами, словно из-под земли, появился «профессор». Мы и не услышали, как он подошел. «Профессор» стоял, повернувшись к солнцу, вытянув губы и склонив свою массивную голову на плечо. Казалось, он просто случайно проходил мимо и остановился лишь на секунду послушать наш разговор. Но вдруг он сделал еще шаг в нашу сторону, и его огромная тень почти закрыла нас.
— Все в сборе, вот и прекрасно, — сказал он, покровительственно улыбаясь. — Тесный круг друзей — это прообраз единства нации, подобно тому как семья является ячейкой государства.
Мюллер провел рукой по песку и сказал холодно и деловито:
— Вы собираетесь походя положить нас в карман, как германская армия — англичан?
Джеки, который в эту минуту появился из-за угла барака, остановился как вкопанный.
«Профессор», вероятно, заметил неприязнь в наших взглядах. Он раскатисто захохотал.
— Милейший Мюллер, — пролаял он. — Надеюсь, вы не чувствуете себя англичанином?
Потом он нахмурился, и лоб его прорезали жирные складки; он добавил:
— Я борюсь за каждого немца, в том числе и за вас.
— Тяжелая у вас работа, — усмехнулся Мюллер. — Вы имеете право на дополнительный паек.
— Нет, кроме шуток, — сказал «профессор» неуверенным тоном. — Скоро здесь все окончательно ликвидируют. Не могу ли я быть вам полезен? Может быть, вы все-таки решитесь уехать?
— В Англию?
— Домой. В Германию.
Мюллер расправил свои худые плечи, сплюнул и, растягивая слова, сказал:
— Ну что ж, скатертью дорога. Я — пасс.
Мы с трудом удерживались, чтобы не расхохотаться. Вдруг старик еврей взял свой костыль, оперся на него и встал. Не знаю сам, почему я так внимательно следил за каждым его движением. Но я увидел, что и Джеки, стоявший позади старика, тоже не спускал с него глаз. Обтянутый кожей скелет, с черепа которого свисали седые космы, ковыляя, подошел к «профессору» и посмотрел на него с выражением страха и надежды.
— Скажите, пожалуйста, — спросил старик, — а что будет с нами?
Тройной подбородок «профессора» заколыхался. Не отвечая ни слова, он вышиб костыль из рук калеки. Я услышал, как что-то хрустнуло в спине старика, и вскочил на ноги, как и все остальные.
— Джеки! — прозвенел крик старика в раскаленном воздухе.
Джеки подскочил к «профессору» и ударил его кулаком под ложечку. Словно резиновый мешок, из которого выпустили воздух, толстяк вдруг осел. Губы его задергались, казалось, он шепчет что-то.
Вокруг Джеки и «профессора» тотчас сомкнулся круг любопытных. Матрос схватил костыль старика и принялся расталкивать зевак, сбежавшихся к месту происшествия.
— Место для Джеки, — крикнул матрос громовым голосом. — Сегодня у него большой день.
Это было захватывающее зрелище. Джеки, в котором не было и грамма жира, превратился в какой-то бронзовый вихрь — взлетающие руки, молотящие кулаки и мелькающие ноги. Он ни секунды не стоял на месте, удары градом сыпались на «профессора», и тот, закатив белки глаз, медленно кружился вокруг своей оси.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.