Звучащий след - [43]

Шрифт
Интервал

Я попытался повернуться кругом через левое плечо, но увяз в проклятом песке и, споткнувшись, растянулся во весь рост, носом вниз. Я не знал, куда деваться от стыда. Мюллер стоял, подняв глаза к ясному небу, и скалил зубы самым откровенным образом. Все ухмылялись, даже француз-комендант, который до этого пристально и неотрывно разглядывал горизонт. Я стал в строй, дрожа всем телом. Все еще улыбаясь, офицер для разминки слегка приподнялся на носках, потом пружинисто выпрямился, подтянул ремень и сказал:

— Ну что же, ребята, кто еще хочет вернуться на родину?

Никто не пошевельнулся. Улыбка сбежала со всех лиц.

Сквозь стиснутые зубы Мюллер пробормотал:

— Пора бы этому типу убраться.

Офицер поглядел на Джеки, самого высокого в строю.

— Неужели у вас столько грехов на совести, что вы боитесь вернуться на родину?

Полное отсутствие чутья у представителя власти чрезвычайно удивило меня. Джеки от удивления широко раскрыл рот, словно собираясь проглотить солнечные лучи, а «профессор» отвел офицера в сторону и начал что-то возбужденно ему говорить. Не успел он сказать и нескольких слов, как офицер судорожно провел пальцами по горлу под воротником, и вся компания торопливо направилась к соседнему бараку. Настроение мое было испорчено окончательно. Я злобно смотрел вслед «профессору», юлившему перед офицером. На «профессоре» был элегантный костюм. Ему так и не удалось продать его из-за слишком большого размера. Но теперь пиджак и брюки висели на нем складками. Специалисты по борьбе с тучностью наверняка махнули рукой на «профессора», провозившись с ним несколько месяцев. А вот комендант лагеря применил свое «сильно действующее средство» и, играючи, достиг самых блестящих результатов.

Однако не успела комиссия покинуть лагерь, как «профессор» стал спешно нагуливать прежний жир. В качестве уполномоченного, отвечавшего за здоровье возвращенцев, он инспектировал кухню по нескольку раз на день, и каждая проба пищи продолжалась у него почти час.

Однажды под вечер мы сидели, как обычно, у потухшей печки — Мюллер, матрос и старый еврей, который загнал меня когда-то под крышу барака. Ахима с нами не было, он задержался в лазарете.

Вдруг перед нами, словно из-под земли, появился «профессор». Мы и не услышали, как он подошел. «Профессор» стоял, повернувшись к солнцу, вытянув губы и склонив свою массивную голову на плечо. Казалось, он просто случайно проходил мимо и остановился лишь на секунду послушать наш разговор. Но вдруг он сделал еще шаг в нашу сторону, и его огромная тень почти закрыла нас.

— Все в сборе, вот и прекрасно, — сказал он, покровительственно улыбаясь. — Тесный круг друзей — это прообраз единства нации, подобно тому как семья является ячейкой государства.

Мюллер провел рукой по песку и сказал холодно и деловито:

— Вы собираетесь походя положить нас в карман, как германская армия — англичан?

Джеки, который в эту минуту появился из-за угла барака, остановился как вкопанный.

«Профессор», вероятно, заметил неприязнь в наших взглядах. Он раскатисто захохотал.

— Милейший Мюллер, — пролаял он. — Надеюсь, вы не чувствуете себя англичанином?

Потом он нахмурился, и лоб его прорезали жирные складки; он добавил:

— Я борюсь за каждого немца, в том числе и за вас.

— Тяжелая у вас работа, — усмехнулся Мюллер. — Вы имеете право на дополнительный паек.

— Нет, кроме шуток, — сказал «профессор» неуверенным тоном. — Скоро здесь все окончательно ликвидируют. Не могу ли я быть вам полезен? Может быть, вы все-таки решитесь уехать?

— В Англию?

— Домой. В Германию.

Мюллер расправил свои худые плечи, сплюнул и, растягивая слова, сказал:

— Ну что ж, скатертью дорога. Я — пасс.

Мы с трудом удерживались, чтобы не расхохотаться. Вдруг старик еврей взял свой костыль, оперся на него и встал. Не знаю сам, почему я так внимательно следил за каждым его движением. Но я увидел, что и Джеки, стоявший позади старика, тоже не спускал с него глаз. Обтянутый кожей скелет, с черепа которого свисали седые космы, ковыляя, подошел к «профессору» и посмотрел на него с выражением страха и надежды.

— Скажите, пожалуйста, — спросил старик, — а что будет с нами?

Тройной подбородок «профессора» заколыхался. Не отвечая ни слова, он вышиб костыль из рук калеки. Я услышал, как что-то хрустнуло в спине старика, и вскочил на ноги, как и все остальные.

— Джеки! — прозвенел крик старика в раскаленном воздухе.

Джеки подскочил к «профессору» и ударил его кулаком под ложечку. Словно резиновый мешок, из которого выпустили воздух, толстяк вдруг осел. Губы его задергались, казалось, он шепчет что-то.

Вокруг Джеки и «профессора» тотчас сомкнулся круг любопытных. Матрос схватил костыль старика и принялся расталкивать зевак, сбежавшихся к месту происшествия.

— Место для Джеки, — крикнул матрос громовым голосом. — Сегодня у него большой день.

Это было захватывающее зрелище. Джеки, в котором не было и грамма жира, превратился в какой-то бронзовый вихрь — взлетающие руки, молотящие кулаки и мелькающие ноги. Он ни секунды не стоял на месте, удары градом сыпались на «профессора», и тот, закатив белки глаз, медленно кружился вокруг своей оси.


Рекомендуем почитать
Письма моей памяти

Анне Давидовне Красноперко (1925—2000) судьба послала тяжелейшее испытание - в пятнадцать лет стать узницей минского гетто. Через несколько десятилетий, в 1984 году, она нашла в себе силы рассказать об этом страшном времени. Журнальная публикация ("Дружба народов" №8, 1989) предваряется предисловием Василя Быкова.


Прыжок в ночь

Михаил Григорьевич Зайцев был призван в действующую армию девятнадцатилетним юношей и зачислен в 9-ю бригаду 4-го воздушно-десантного корпуса. В феврале 1942 года корпус десантировался в глубокий тыл крупной вражеской группировки, действовавшей на Смоленщине. Пять месяцев сражались десантники во вражеском тылу, затем с тяжелыми боями прорвались на Большую землю. Этим событиям и посвятил автор свои взволнованные воспоминания.


Особое задание

Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.


Подпольный обком действует

Роман Алексея Федорова (1901–1989) «Подпольный ОБКОМ действует» рассказывает о партизанском движении на Черниговщине в годы Великой Отечественной войны.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Отель «Парк»

Книга «Отель „Парк“», вышедшая в Югославии в 1958 году, повествует о героическом подвиге представителя югославской молодежи, самоотверженно боровшейся против немецких оккупантов за свободу своего народа.