Звезды зреют на яблонях - [29]

1944 год. В Афинах англичане. Английский генерал Скоби предлагает командованию ЭЛАС разоружить свои войска. В кабинете Скоби еще идут переговоры, а английские самолеты уже бомбят город. После кровавых боев части ЭЛАС вынуждены отступить в горы. Капитан Арапис переброшен во вторую армию ЭЛАС. Он восстанавливает взорванные мосты на дорогах, по которым идет отступление. Он начальник народной милиции в районе Бояти. Этот район в руках партизан. Потом — начальник лагеря военнопленных…

Когда по Варкизскому соглашению войска ЭЛАС сдали оружие, капитан Арапис сдал автомат, два револьвера, снял с пояса десять ручных гранат и 16 марта 1945 года вечером, вместе в женой, которая тоже была бойцом ЭЛАС, вошел в Афины.

На этом событии закончились анкетные вопросы и началась просто беседа. Она происходила в ереванском городском сквере, возле оперного театра. Канакирский холм позади театра был освещен золотисто-розовым светом заката. Этот холм как бы служил задней кулисой, на фоне которой здание театра выглядело особенно величественным и прекрасным.

Наша беседа могла течь вполне непринужденно, если бы моя милая Арев так не смущалась. Она смущается от одного только взгляда.

Мой собеседник круглолиц, смугл, его крепкая, коренастая фигура выглядит необыкновенно ловкой и ладной, глаза под густыми бровями сияют, а улыбается он так бесшабашно, дружественно и вместе хитро, что не только Арев — любую девушку может смутить эта улыбка.

Я попросила описать мне один день в Афинах. Он выбрал 29 сентября 1947 года.

— Это какой-нибудь особенный день?

— Это день рождения моей жены, — сказал Эгиш. — Я его хорошо помню. Мы решили пройтись по городу.

Эту прогулку он и описал мне.

— Сентябрь в Афинах — прекрасное время, — сказал Эгиш. — Созрел виноград. На бульваре Сигру цветут олеандры, холм Акрополя очень красив. Он будто плывет по воздуху. Мы с женой наслаждались прелестью этой ранней осени. Мы свернули на проспект университета. По мостовой мчалась грузовая машина, на борту белой масляной краской был выведен знак «Х». Это были хитосы, — пояснил Эгиш, глядя на мое недоумевающее лицо, — они повсюду пишут знак «Х», две перекрещенные гаммы, это монограмма греческого короля Георга Второго. По существу, та же свастика. Разница только в начертании… Так началась наша прогулка. В кузове стояло человек десять хитосов.

— Они были пьяные, — сказал Эгиш, — они стреляли в воздух и кричали охрипшими голосами. У них были такие красные рожи, что щеки, казалось, лопнут.

— Где эти орлы — коммунисты? Подать их сюда! — так они кричали.

— Бедная Греция! — сказала Арев. Должно быть, она представила себе эту картину: грузовик с пьяными хитосами мчится мимо памятника Софоклу, мимо мраморных колонн Парфенона, мимо великих развалин, одна только память о которых священна для человечества.

— Было время обеда, — продолжал Эгиш, — мы решили зайти в какой-нибудь маленький недорогой ресторанчик. В Афинах много таких ресторанчиков. Вокруг площади Омония не меньше двадцати кафе. Столики стоят на улице. Если жарко, можно раскрыть цветной зонт. Но с обедом нам не повезло. Только два раза в декаду подают мясо. Это не был счастливый мясной день. Овощных или молочных блюд тоже никогда не бывает. Нам пришлось выбрать лимонад.

Эгиш улыбается.

— Там к этому уже привыкли. Лимонад заменяет первое, второе, третье. Три стакана лимонада — роскошный обед! Но все-таки я был огорчен. День рождения бывает только раз в году! «Ничего, — сказала жена. Она хотела меня утешить. — Ничего, мы еще погуляем!»

В эти дни в двух самых больших кино Афин шла советская картина «Радуга». Обыкновенно кинотеатры в Афинах начинают работать с двух часов дня, а когда шла «Радуга», сеансы начинались в девять утра и кончались в двенадцать ночи. Мы решили пойти в кино «Идеал».

Вы знаете эту кинокартину? — спросил Эгиш. — Это очень сильное произведение! Помните, мать ищет своих погибших сыновей. Мы с женой сидели потрясенные ее скорбью. У меня в горле как бы стоял ком. Это не были слезы — меня охватила ярость! Жена сжала мою руку.

В этот момент рядом раздались два выстрела. Началась паника. Люди вскакивали с мест. Натыкались друг на друга. Откидные стулья хлопали как петарды. С трудом удалось зажечь в зрительном зале свет. Оказалось — двое убиты. Они были демократами. Их застрелили.

И знаете, — говорит Эгиш, — так бывало почти на каждом сеансе, когда демонстрировали «Радугу».

— И все-таки зал бывал полон?

— Да, при полном зале «Радуга» шла на экранах Афин два месяца. Каждому из зрителей казалось, что эта картина рассказывает о нем, о его брате.

…Вечером 29 сентября 1947 года в Афинах, в кино «Идеал», выстрелом из револьвера были убиты двое демократов, а вечером 22 мая 1963 года в городе Салоники, во время собрания Салоникского комитета сторонников мира и разоружения, неофашистские молодчики смертельно ранили депутата парламента Григориса Ламбракиса. Он умер в госпитале, не приходя в сознание.

Это дополнение, которое тут вполне уместно.

Эгиш продолжал:

— Мы решили отправиться домой. Был уже вечер. На углу улицы Эдуарду Ло и проспекта Стадиона помещалась редакция демократической газеты «Ризоспастис». Занятия в редакции уже кончились. Парадные двери были открыты, в коридоре на диванчике сидел сторож. Он дремал.