Звезды зреют на яблонях - [27]

— Спросите о Подиасе, — прошу я мою милую Арев.

— Подиас! — восклицает Кундураджан. — Вы его знали? Это мой друг, мой сосед!

— Сосед? — Я хочу это уточнить, и узнаю, что жили они вовсе не по соседству, что Подиас жил в шести километрах от Ираклиона, в деревне Фортеца. Но, очевидно, расстояние здесь не имеет значения, и соседство с Подиасом определяется по каким-то другим признакам. Кого бы я впоследствии не расспрашивала о Подиасе, каждый называл его своим другом и соседом.

— Он был похож на меня, — говорит Кундураджан, — такой же толстый и плотный. — Он подымается с табурета, чтобы показать нам себя. — Это был крепкий парень. Ему тоже исполнилось сорок лет.

— Он был толстый, с большими черными усами, — говорит жена, — и всегда смеялся. Когда он умер, он был как живой. Эоковцы утверждали, что это они его убили. Они хвастали тем, что убили Подиаса. Но это неправда! Когда Подиас упал с дерева, его подхватил один старик, и он все нам рассказал… Подиас сам себя убил, когда увидел, что он в руках фашистов.

Кундураджан перебивает жену.

— Вы знаете, что он говорит? — переводит Арев. — Он говорит, что голову Подиаса эти самые эоковцы насадили на шест и носили по улицам. Он говорит, что не мог на это смотреть, а что его жена выглянула в окно и все видела. Он говорит, что в этот день в городе не было ни одного англичанина. Они уехали на свои аэродромы. Англичане хотели создать у народа такое впечатление, что они тут ни при чем. Этот день объявлен на Крите днем народного траура. Никто ничего не будет продавать и не будет покупать. Окна закроют ставнями… Голову! Вы понимаете, они носят по улицам человеческую голову!.. — Лицо Арев пылает как кумач.

Кем был Иоаннис Подиас?

Иоаннис Подиас — фаэтонщик из деревни Фортеце, плотный парень с черными усами, весельчак, балагур, оратор — был вождем партизан Крита и отдал свою жизнь за свободу и независимость Греции. Он погиб в первых числах сентября 1947 года.

…В моем блокноте записаны две беседы, связанные с именем Подиаса. Я хочу здесь назвать людей, рассказавших мне о нем. Оба они жители Крита. Альберт Шакарян — из Ираклиона. Там он имел магазин обуви и одновременно был фармацевтом. Сейчас работает аптекарем на третьем участке большого завода и учится в вечернем университете марксизма-ленинизма. Другой рассказ принадлежит токарю Степану Казанчану. В Ираклионе Казанчан имел маленькую слесарную мастерскую в доме № 16 по улице Ариаднис. В мастерской был один ручной станок. Сейчас Казанчан слесарь на ереванском заводе.

Рассказ Альберта Шакаряна

…Немцы заняли город десантом. Двенадцать дней немецкие самолеты выбрасывали парашютистов. Это началось 20 мая 1941 года в четыре часа утра по афинскому времени.

В городе не было войск. Регулярные части греческой армии были отведены с Крита. Но жители Ираклиона сражались. Они стреляли из старого негодного оружия, но стреляли все. В первый день было уничтожено семьсот немецких парашютистов.

Бой шел над садами. Апельсиновые сады цвели. На цветущих деревьях сидели люди и расстреливали плывущие в воздухе белые облачка парашютов.

На второй день немцы начали бомбить город. Один из районов города, Масапа, был разрушен полностью. Дома обратились в пыль. Несколько дней эта пыль скрипела у всех на зубах. Но Ираклион не был взят немцами.

Ставроменто — улица Распятия, которая за пределами Ираклиона превращается в дорогу, ведущую в город Ханя, — была покрыта трупами. Трупами была вымощена улица, ведущая в Кноссос, но Ираклион все еще был наш.

На тринадцатый день осады немцы вошли в город через центральные ворота старой крепостной стены. Это произошло 1 июня 1941 года.

Во время этого яростного двенадцатидневного сопротивления жители Ираклиона истребили восемьдесят тысяч вражеских парашютистов.

Здесь небезынтересно привести справку о численности жителей Ираклиона.

По данным 1946 года, в Ираклионе вместе с прилегающими к нему селами насчитывалось тридцать тысяч жителей. Чтобы представить себе, как велика была сила народного сопротивления, нужно учесть, что цифра эта включает не только людей зрелых, но и детей и стариков. И еще нужно помножить количество вражеских парашютистов на убойную силу их вооружения.

Очевидно, все это в свое время было опубликовано в газетах. Но мне довелось услыхать этот рассказ из уст человека, который привносил в него горячность участника и очевидца.

Альберт Шакарян выкрикивал проклятья. Он вскакивал с кресла и пробегал по комнате, наклоняясь вперед всем телом и как бы кидаясь в атаку. Его голос вылетал из горла с хлопками, как пробка. Он пересылал свою речь восклицаниями, гневную экспрессию которых передать почти невозможно. «Анафема! — шептал он. — Сатаники ора!» — и прикрывал глаза рукой. Моя переводчица Арев переводила:

— Сатаники ора — значит сатанинский час.

В этих выражениях яростного волнения рассказал мне Шакарян о том, как в первые дни немецкой оккупации жители Ираклиона стали уходить в горы, и вскоре в горах Псилоритис и Мадарес начала действовать группа партизан. Ею руководил человек по имени Иоаннис Подиас. Он был одним из вожаков ЭАМ.

Дальше я привожу рассказ моего другого собеседника, ныне слесаря ереванского завода. Я начинаю этот рассказ с того места, где он смыкается с рассказом Шакаряна и служит как бы прямым его продолжением.