Звезды зреют на яблонях - [25]

В то время только краткие сообщения газет рассказывали о том, что происходит в некогда прекрасной и цветущей Греции. Сообщения эти потрясли нас героизмом народа, борющегося за свою свободу, потрясли зверствами, которые чинил там фашизм. Воспоминания о пережитом и выстраданном, которыми поделились со мной люди, приехавшие из этой страны, я и хочу передать здесь.

…Они приходили в небольшой номер ереванской гостиницы, иногда один, иногда несколько человек вместе, рассаживались на стульях, на узеньком, изогнутом старомодном диванчике, обитом бордовым плюшем, и рассказывали. В номер, где все было мирно, где за платяным шкафом помещался фаянсовый умывальник и на окнах нежно колыхались тюлевые занавески, вдруг доносились запах пороха и стук выстрелов, крики команды и стоны… Так реально было то, о чем рассказывали люди, о чем говорили их жесты, их дыхание, их голос.

Учитель

Мой переводчик — студентка Ереванского университета. У нее узенькое матовое лицо и кожа удивительной нежности. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не эта уж слишком нежная кожа, в особенности на носу. От волнения ее щеки, лоб и даже нос становятся розовыми, пунцовыми, цвета свеклы — в зависимости от степени волнения. Каждый абзац перевода она начинает так:

— Знаете, что он сказал? Он сказал…

Я прошу Арев перевести:

— Мне казалось, что такие зверства свойственны только немецким фашистам, что все это могло происходить в Майданеке или Освенциме, а вы рассказываете о Греции!

— Знаете, что он сказал? Он сказал: «Мадам напрасно так думает. Нация тут ни при чем. Тут важна категория. Если человек принадлежит к категории фашистов — он зверь… У них был специальный инструмент для ногтей. Вроде гребешка из иголок. Его загоняли под ногти…»

Когда происходил этот разговор, я еще не могла знать, что пройдут годы, и в Испании франкисты убьют Гримау, что в Конго будет зверски уничтожен Патрис Лумумба. Я навсегда запомню эти слова учителя из Салоник — Ерема Бдугяна: «Нация тут ни при чем…» Нет фашизма португальского, испанского, есть просто фашизм! Это он выколол оба глаза секретарю Коммунистической партии Ирака Салям Адилю, он уничтожил в Салониках борца за мир, депутата греческого парламента Григориса Ламбракиса. Он убивает негритянских детей в церквах Америки…

…Передо мной сидел человек, немолодой, с высоким лбом почти без морщин. Его начавшие уже седеть волосы казались удивительно легкими. На висках они превращались в пух. Это было хорошее, спокойное лицо, только неимоверно худое. Одно созерцание этой худобы могло вызвать слезы.

Ерем Бдугян был учителем. Школа, где он преподавал, находилась в Салониках, в центре города, на улице Антихонидон. Это была армянская шестиклассная школа. В младших классах Бдугян преподавал арифметику, в четвертом — всеобщую историю, в старших — алгебру и геометрию. Двадцать три года Бдугян учительствовал.

Во время немецкой оккупации школу на улице Антихонидон закрыли. Бдугян голодал. Он стал бродячим торговцем.

Вместе со стеклянными пепельницами, на которых изображен Акрополь, с коробками недорогой пудры, на которой изображен Акрополь, Бдугян развозил по деревням рассказы о том, как развевается над Акрополем германский флаг, на котором изображена свастика. Позднее, когда афинский студент Глезос снял с Акрополя этот флаг, Бдугян рассказывал об этом почти не таясь.

— Как мог он взобраться на стены Акрополя? — удивлялись слушатели. — Для этого нужны лестницы, люди!..

— Я знаю еще одного студента, юношу Сантаоса. Апостолос Сантаос помогал Манолису Глезосу. Я — бывший учитель и знаю многих студентов.

Когда в Грецию вошли англичане, школа на улице Антихонидон оставалась закрытой. Учитель Бдугян продолжал торговать. Вместе со стеклянными пепельницами он развозил рассказы о том, как студент Манолис Глезос написал на стене Акрополя обращенный к Афинам лозунг, сложенный из горящих электрических лампочек:

«На фигун и англи!» — «Прочь, англичане!»

Еще недавно, когда я перечитывала эти записи, на одном из зданий Пирея висел плакат:

«Американцы, убирайтесь домой!»

Плакат был обращен в сторону моря, где стояли эскадра 6-го американского флота с авианосцем «Антерпрайс», у которого на борту находилось ядерное оружие.

Если такой плакат существовал, значит, для этого имелись уважительные причины.

Бдугяна арестовали в селении Критя. При обыске у него обнаружили пачку листовок.

— Там было две строки, — говорит Бдугян. Он произносит их, как стихи, на память, и порозовевшая Арев переводит их мне тоже чуть нараспев, как стихи или слова песни, которые даже когда и не поются таят в себе талисман музыки.

Борьба — это хлеб для наших детей,

Свобода для нашей Греции!

— Арев, спросите у товарища Бдугяна, сколько стоил в Салониках хлеб накануне его отъезда?

— Четыре с половиной тысячи драхм.

— А сколько получал в месяц учитель в Салониках?

— Учителей осталось мало. Они выполняют любую работу. Подметают улицы, служат сторожами. Учитель, которому повезло и он занимается своей профессией, получает триста пятьдесят тысяч драхм в месяц. Это ока хлеба в день — тысяча двести граммов. Ничего больше он купить не может.