Звёзды - [5]

— Как хорошо, как хорошо! — шептала Нюша, волнуясь от красоты и величия ночи. — Вы знаете звёзды, знаете? Называйте их мне, говорите. Постойте, вот эти и я знаю, — девочка указывала головой и глазами. — Вот Марс, Венера, вот Большая Медведица, вот Малая, а дальше, дальше? Назовите мне все, которые знаете.

Маршев указал влево.

— Вот видите эту белесоватую дымку, усеянную звёздами? Это Млечный путь.

— Да, да, Млечный путь, — восторженно повторила Нюша.

— А вот Кассиопея рисует свою дельту, вот пятиугольник созвездия Эриктон, а пониже, вот там, на юго-западе, как громадный бриллиант блестит Единорог. А вот красавица Капелла между Близнецами, Кастором и Поллуксом и ярким Орионом. Вот Большой Лев, Пегас, Геркулес.

— Как хорошо! Боже мой, как хорошо! — трепетала девочка.

— А вот Вега, наша северная красавица Вега, она дрожит синеватым огоньком. Вот целый рой мелких звёзд, а выше по зениту пурпуровый огонь, это глаз Золотого тельца Альдебаран.

— Вот тот, что трепещет, играет на фоне мелких, мелких звёзд, это глаз Золотого тельца? Ах, как хорошо.

— Вот звёзды Трёх Волхвов, они светятся в самом центре Орионова пояса. Глядите, вот Северная корона, а это Лира лежит среди целого золотого потока мелких созвездий. Вот Дева, а это мелкая серебристая паутина, это Волоса Вероники.

Маршев показывал не всё верно и, может быть, путал звёзды, но мистические имена, а, главное, его тихий взволнованный голос, наполняли энтузиазмом грудь больного ребёнка. Она вытягивалась на его руках, стремилась вся вверх, точно незримые силы влекли её туда, в загадочную высь. Она «видела» все эти звёзды, они казались ей живыми, близкими и трепетная грудка, сердечко, бившееся около молодого человека, сообщали ему неизъяснимое чувство соприкосновения с беспредельным.

— Нюша, Нюша… — Маршев указал рукой на юго-запад горизонта, там у самого края Млечного пути трепетал лучший бриллиант всего небосклона — Сириус. — Нюша, знаешь ли ты, дитя, что Сириус так далеко, что надо 14 лет, чтобы до нас дошёл только один его трепетный сапфировый луч.

Нюша вдруг закрыла глаза и прижалась личиком к щеке Маршева.

— Ты веришь, что я не умру, а только уйду туда… Засну здесь, у вас, а проснусь там? Веришь?

— Верю. Весь этот небосклон, усеянный звёздами, так страшно далёк от нас и в то же время так близок, что мы можем видеть его своими глазами, и я чувствую, что ничто не чуждо нам, что того света в страшном, окончательном смысле нет, всё соприкасается, всё сливается вместе. Смерть — это тяжёлая разлука, потому что она самая длинная и долгая; но я безусловно верю, что мы увидимся с тобою, если даже ты и уйдёшь теперь от нас.

Оба замолчали. В саду стояла мягкая теплота. Свет лежал на деревьях как зимний снег, звёзды плавали в бездонной синеве неба. Их окружала атмосфера сна и мечтаний.

Нюша и Маршев оба вздрогнули, но на дворе раздался лай разбуженных собак, заскрипели ворота, по деревянному настилу подворотни послышался топот лошадиных копыт и громкий голос Колчина.

— Брат! — радостно сказала Нюша.

— Николай Николаевич! — с ужасом прошептал Маршев, прижимая к себе Нюшу и унося её обратно в библиотеку.

Не успел Маршев раскутать девочку и положить её на кушетку, как Колчин уж стоял в библиотеке.

— Маршев! — он протянул руку и сердечно, крепко пожал её, — ты здесь, с Нюшей, укутываешь её, возишься.

— Он выносил меня на террасу, показывал небо, он всё знает, все звёзды, и он давно здесь пришёл за книгой и вот…

Девочка лепетала, взволнованно, счастливо, глядя на обоих блестящими глазами, соединяя их в одну симпатию.

— Ну, брат, не знал я, что ты такой товарищ, не забуду! — и Колчин ещё раз искренно пожал его руку. — А я вернулся, у самого города встретил посланного; дело, по которому я поехал, отложено. Ну, Михаил Сергеевич, ступай спать, я отнесу Нюшу к себе и пойду обрадовать Женю. Держу пари, что она не спит и уже слышала, как я приехал. Будешь спать теперь девочка?

— Буду, наверно буду, мне так хорошо!

Колчин уносил на руках Нюшу, а та, закинув головку через его плечо, светло и ласково улыбалась Маршеву.

На другой день Нюша не выходила из своей комнаты. Пережитое волнение, страх, обида и радость унесли её последние силы. Маршев весь день был около неё.

Прошёл ещё день, и когда солнце садилось и последними красными лучами горело на стёклах Нюшиной комнаты, девочка потянулась к нему, тихо ахнула, упала на подушки и, подхваченная братом, умерла на его руках.

Когда труп девочки, весь убранный душистыми белыми цветами лежал в гробу, Маршев, собравшийся уже уезжать, пришёл с нею проститься. Когда он очнулся и поцеловал её холодные ручки, из груди его вырвалось рыдание, он вспомнил волшебную ночь на террасе, небо полное звёзд и тёплое трепетное тельце, прижимавшееся к его груди. В этом холодном трупе он не находил Нюши; ему казалось, что перед ним одна пустая оболочка, между его здоровым телом, полным жизни, и этим маленьким трупом материальная связь теплоты и магнетизма была нарушена, это что-то, лежавшее в гробу, было ему чуждо; зато душа его стремилась туда, к нему, и, с трепетом восторга и страха, он ощущал, понимал свою связь с темь далёким, неизвестным миром, где теперь была Нюша.