Звёзды, души и облака - [44]

Но восьмой… Да ещё восьмой «Б»…

— Ничего, ничего. Жив, — успокоила я Ангелину Степановну. — Головой ударился.

— Может, у него мозги теперь не место встанут! И тут герой сам подал голос:

— А у меня мозги и так на месте! — сказал Антоха.

Я тебе дам — на месте! Я тебе покажу твоё поганое место! — воспитательница восьмого «Б» могла и дальше продолжать, выкладывая всё, что накопилось у неё на душе, но мы уже подошли к двери изолятора.

— Всё, всё. Дальше, пожалуйста, уже никто не проходит! Всё! Надежду Ивановну-то пропустите!

И я закрыла двери изолятора. Надя прошла за мной.

По специальности Наденька — инженер-конструктор. Так вот сложилось у неё в жизни, что пришлось ей идти в санитарки.

Наденька с сыном убежали из Прибалтики, бросив там квартиру и всё нажитое. И сейчас Наденька, со своим видом на жительство, нигде устроиться не может. Нет для неё работы у нас в городе. Нет никакой работы, кроме как санитаркой.

Хотя, по сути, работает она, иногда, и получше квалифицированной медсестры.

Благослови тебя Бог, Наденька.

Не очень я была, в жизни своей, дружбой избалована. Всё переезды, да новые места. Только привыкнешь, а уже и уезжать пора.

И вот, наконец… Спасибо, Господи, за то, что послал мне подругу. И по жизни, и по духу.

Глава 7

Хорошо, что я врач.

Для начала мы с Надеждой завели Тоху в ванную.

Антон Протока, или Антоха, или просто Тоха, — вызывал у меня симпатию. Мне, конечно, надо было бы поругаться, надо было. Но мне не хотелось. Можно даже было сказать, что я не могла. У меня ведь у самой — два сына. Бывало, и на крыши лазили.

И я ограничилась законным вопросом:

— Как же это тебя угораздило?

— А мячик…

— Откуда у вас мячик?

— А Сашка из дому принёс. Теннисный. Ему дома попадёт, если потеряет. Вот он и говорит: «Тоха, залезай!»

— А чего же он сам не полез?

— Так он же толстый! Кабан! Да он — боится…

— И ты — полез.

— Угу. Да я бы не упал, это кроссовки у меня….

И Тоха поднял ногу. Кроссовка была разорвана до середины стопы. И видно, уже давно.

— А чего же ты воспитателю не говорил, что у тебя такие кроссовки?

— Говорил. Только у них нету ничего. В кладовой — ничего нету. Сорокового размера — только тапки. А что я, в тапках, что ли, буду ходить?

Пока шёл наш немудреный разговор, мы с Надеждой успели снять с Тохи куртку и рубаху.

Мы смыли ему кровь с головы, с волос. Руку же — пока подвесили на косынку, и я повела Тоху в процедурную.

— Когда упал — сознание не терял?

— Не-а…

— И всё твёрдо помнишь — как упал, как приземлился, как очнулся?

— Да. Вроде бы…

— Так да, или вроде бы?

— Да.

— Тошнота была?

— Немножко. И сейчас — мутит.

— Понятно. Ну, давай голову.

Рана на голове была примерно сантиметра три длиной, но края были не совсем хорошими, слегка раздробленными. Кости черепа, наощупь, были целы.

— Понятно, — сказала я.

— Что понятно? — Спросил Тоха.

— Надо шить. Надо рану твою обработать, как следует.

— Не надо! Не надо ничего шить! Я уже эту голову раз десять разбивал. На мне всё заживёт, как на собаке!

— Тоже мне, волкодав! — сказала я.

Дворняга ты наша! — вступила в разговор Надежда, выходя из ванной, где она вытирала кровь. — Двор-терьер.

— Да ладно вам, — обиделся Тоха.

— Ладно, — сказала я. — Немецкая овчарка. И мы рассмеялись.

— Давай руку.

Очень похоже на перелом лучевой кости. Смещения отломков, по всем признакам, нет. В принципе — можно наложить пока шину, тугую повязку…

Пожалуй, так я и сделаю. День-два, а там видно будет. Даст Бог, заживёт. Я здесь таких чудес насмотрелась…

Я перекрестилась. Теперь-то вот — помоги мне, Господи. Помоги мне, Господи, всё правильно сделать.

Так… Начать-то с чего… Сейчас. Начать надо — с начала.

— Давай-ка, зад подставляй! — я набрала в шприц анальгина с димедролом.

— Давай, давай! — помогла мне Надежда. — А то, по крышам лазить — вы все храбрецы!

Тоха подчинился.

Потом я приготовила две шинки, обложила их ватой, обмотала бинтом.

С помощью Надежды я фиксировала их на Тохиной руке. Снова подвязала косынку.

— Теперь, Тоха, тебе придётся потерпеть.

Я знала, что делаю. У меня — хорошая хирургическая подготовка. Я готовилась стать детским хирургом, да не получилось у меня. По обстоятельствам, совершенно к сегодняшнему дню никак не относящимся.

У меня есть хирургический набор, всегда тщательно мною оберегаемый.

Я уложила Тоху на кушетку и сама присела рядом, на маленький стульчик.

Обезболила новокаином, обработала и зашила рану. Всего-то три шовчика.

Тоха — не пикнул.

Я мыла под раковиной руки, запачканные в Тохиной крови, и вдруг вспомнила надпись на стене, возле чёрного хода. Там было написано: «Тоха — мой брат».

Я усмехнулась про себя и подумала: «Теперь Тоха — и мой брат».

— Наталья, а ты знаешь, сколько времени? — спросила Надежда, когда мы уложили в кровать чистого, перевязанного, успокоенного и благостного Тоху.

— Сколько?

— Уже восьмой час. Уже ужин заканчивается.

— А ты изоляторских накормила?

— Давно! Вшивые — там домываются.

— Это — хорошо. А я хотела проверку сделать. Масло в кашу заложить. И взвесить масло порционное.

— Видно, не судьба! Но сегодня тебя на кухне ждали. Ты же сказала, что проверять придёшь.

— Ну, и что?

— А то. Сегодня тебе все воспитатели «спасибо» говорили. Кашу нахваливали. Сразу видно было, что каша с маслом. Я слышала, когда ходила еду брать на изолятор.