Звёздный смех - [8]

Старинную

высокую

кровать…

***

Из слов своих я строю вавилоны,

Исследуя мудрёные ходы.

Я залезаю на поэзы склоны

И лью оттуда сотни тонн воды.

Вы все во мне увидите поэта,

Пусть будет вас немыслимая рать.

Я покорю собой все части света,

Куда меня умчит моя кровать.

О низком я пишу и о высоком,

О том, что знал и что давно забыл…

На кухне словари я залил соком

И клюквой все стихи избороздил.

Но, если кто-то скажет, — ты не истен,

Стихи твои не стоят ни гроша,

Я так сложу в привете обе кисти,

Чтоб стало видно два моих шиша.

И пусть хлопочут критики иные,

Меня им не свалить и не сломить.

Ведут к кровати все пути земные

С античности и раньше, может быть.

***

Хмелели рыжие поля

От запахов жары и прели, —

В осенний день вплыла земля,

Омывшись в дождевой купели.

Гроза оставила блестеть

На листьях огненные лалы,

Патиной покрывая медь

Дубов, пустила осень палы

По склонам — уголь и кармин,

Пастель и тушь, слепящий глянец…

Сентябрьский ненадёжный сплин

И ветреный листвяный танец

Перемежаются во мне

И растворяют без остатка

Меня, летящую вовне

За смыслом высшего порядка.

Моя вина в моём родстве,

В моей крови, с землёю слитой…

А истина лежит в траве

Листвою, ливнями омытой.

«Безмолвное кивание ветвей, —…»

Безмолвное кивание ветвей, —

В театре мимов нервное скольженье,

В саду осеннем головокруженье,

Скрещение ноябрьских осей.

Снегами грезить — праздная печаль, —

До красноты лозы нагреты листья,

И хризантем позлащенные кисти

Склонились долу. Ветренец и враль,

Ноябрь скулит дождливостью и мглой,

Округу полоняет без остатка,

И гром гремит натружено и кратко

В своей непобедимости святой.

«Ветер качается на качели…»

Ветер качается на качели,

Ловит, как в зеркале, звёздный свет

В луже, вода мишурой на ели, —

Осени скуден автопортрет.

Тёмной палитрой ноябрь отмечен,

Остью поникшей торчит лоза…

Обделена полночь даром речи,

Но ведь и нечего ей сказать.

Где-то со всхлипом проснулся кочет,

В горле гася неудержный крик…

Осень сегодня заснуть не хочет,

Холод ноябрьский под дверь проник.

Что-то молитва нейдёт на разум,

Сердце болит и сбоит слегка…

Вечность обколотым лунным стразом

Водит по плоскости потолка.

Я далека от пустых раздумий,

Гаснет во мне амплитуда лет.

К их не большой, но тяжёлой сумме

Осень добавила свой портрет.

«И снова вечер. Тишь, да гладь…»

И снова вечер. Тишь, да гладь,

Ни ветерка под облаками.

Разлита Божья благодать

Его отцовскими руками.

Черты и резы из ветвей,

Осенней прихотью раздетых,

На фоне неба всё ясней

Свои выписывают меты, —

Изломы судорожны их,

Черны неузнанные знаки,

В заката струях огневых

Их предсказания двояки.

На белой мазанке-стене

Нежны все тени и безмолвны

Так, словно в неглубоком сне

Плывут раздумчивые волны

Желаний, прошлого тепла…

И в аромате увяданья

Янтарной горечью влекла

Краса последнего прощанья,

И мёдом жёлтых хризантем

Земля елейно ворожила,

И вечер был бездумно нем,

И чья-то бережная сила

В меня вливала серебро

Воздушной праведности часа,

И пульс в Адамово ребро

Во мне, как бешеный, стучался…

«Полынным мёдом хризантем…»

Полынным мёдом хризантем

Полна сегодняшняя данность.

Колышет ветер верховой

Пустые плети жёлтых роз.

Декабрь заводит много тем

В свои затерянность и праздность,

Как будто шутит надо мной,

И мстит прохладой не всерьёз.

Ему бы только разгадать,

Что в сердце у меня таится,

И озадачить пустотой

Графитно-ломаных ветвей…

Он долго будет рисовать

Свои пространные границы

Над зимней вольницей и мной

Распоряжаться, как своей.

Но я не сдамся пустоте,

Как не поддамся суесловью.

В моей монашеской тщете

Есть суть весеннего листа.

Пусть жизнь похожа на вертеп,

Я не повесть пытаюсь бровью,

Не изменив своей мечте,

Не осквернив свои уста.

Пусть пляшет мир, дыша войной,

Её горящей плавясь плотью.

Пусть пеплом воздух изнурён

И полон слёз он и смертей,

Я верю в разум, Боже мой,

Любовь я слышу в каждой ноте…

Нас всех обнимет вечный сон, —

Недолог праздник у гостей.

Я не прощу себе лишь то,

Что совершила не по власти

Ума, увлекшись хоть на миг

Могучим зовом грешных чар.

Но Ты, божественным перстом

Мне указуя на напасти,

Мне ниспослал безмолвный крик,

Вложив мне в душу редкий дар.

На перепутье не стою,

Я для себя давно решила,

Отринув суетность толпы,

Уединиться для труда.

Молитву верную мою

Земли торжественная сила

В свои надёжные столпы

Вплела отныне навсегда.

Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга

Екатерина Волкова

Мы между Ангелом и чертом

всегда стоим. Ведь все — грешны.

Но душу обнажать не стоит —

не доискаться глубины,

не докопаться до причины,

что в нас, зачем и почему?..

И надо ли искать? Мы — половины

светотеней — идем во тьму…

***

Распополамилась намедни,

Никак себя не соберу.

Чёрт, — мой всегдашний собеседник

Хоть поутру, хоть ввечеру.

Зачем терзать пред Богом душу,

Когда умею спать и жрать?

Я грешной жизни не порушу,

Да и зачем, когда нас рать!

Всей глубины моей не видя,

Иные мне пеняют, мол,

Живёшь бездарно, так изыди,

Как белая из шкафа моль.

Себя балуя микрофоном

И утешая кое-как,

Я наполняю мир трезвоном,

И плачет ангел мой, чудак.

Когда ему рыдать приспичит,

И надо мной сгустится мга, —

Ни Богу свечка, гряну спичем,

Пусть буду чёрту — кочерга!

Своё кино

Андрей Ростовцев

ПОСЛЕ ПРОСМОТРА РЯЗАНОВСКОГО КИНО

Дар любви — случайный и игривый,

Летний, лёгкий, на пуантах пух,

Он сдувал с волос своей любимой,