Звёздный смех - [6]

И при советах было много вздора,

И воровали так же, хоть убей,

Другое дело — не было простора,

Куда поехать в обществе *лядей.

Мы, говорят, бедны все поголовно

В то время были, а теперь смотри,

Как олигархи здесь жируют, словно

Три жизни в них заложено внутри.

Откуда эта нечисть преисподней

Повылезала в наш былой колхоз,

Она, наверно, Богу-то угодней,

А мы тут все измучились от слёз!

Чужих богатств я сроду не считала,

И к Родине претензий вовсе нет.

Но подлецов она родит немало,

И всем пред Богом нам держать ответ.

И что тогда, что нынче, всё едино,

За правдой — только к небу. Видит Бог

Всё, что творим и думаем. Скотина

Останется скотиной, и чертог

Её не ждёт, где истина и разум

Глаголом вечным услаждают дух.

Самим не стать бы нам земной заразой,

Умножившей количество разрух.

Мы в словопреньях, дури, словоблудье

Давно погрязли, словно детвора,

Не чуя — мы безумцы, а не судьи,

И протрезветь давно бы нам пора,

Ведь дело не в богатстве или строе,

Сберечь Творенье — это главный труд.

Увы, увы, с оглядкой на былое

Барахтаемся, не предвидя суд.

И каждый, в правоте своей отличен,

Готов вцепиться в горло без стыда

Тому, кто только правдой возвеличен,

До лжи не опускаясь никогда.

Американский праздник мертвецов

Кому — поэзии вино, кому — восторг её объятий,

А я — пристанища ищу в её обманчивых словах.

Как много было на пути моём увидено распятий

Пророков, брошенных толпой из пошлой зависти во прах!

Распятье — место не моё, хотя за честь сочла бы кару

Принять от пришлых мудрецов из фарисейской пустоты

В свою погибель, но, увы, сама не раз давала жару

Чтецам, писцам, лжецам иным, чьи упованья не чисты.

От лицемерной болтовни меня бросает в жар и трепет,

Да сколько можно на земле под Богом мерзости творить!

Читая книгу Бытия, не знаю, как Создатель терпит

Бесовской похоти и зла нечеловеческую прыть.

В России праздник мертвецов, — какая гнусная задумка

По развращению детей к слюнявой радости божков,

Что скачут, словно циркачи, копыт не пряча и подсумков,

В которых — адова смола для непотребных дураков.

Вселенной вечный организм так чуток на любые сбои!

Мы сами — боль её и хворь, и, приближая свой конец,

Творца пытаемся опять бездумно превратить в изгои,

Отважно подставляя лбы под чёртов гибельный венец.

Видать, опомниться уже не представляется возможным.

Улитка времени бежит, как иноходец по горам.

Свобода боком вышла нам, твореньям вычурным и сложным,

Неверья фиговым листком прикрывшим свой великий срам.

«Дай, осень, мне примерить платье…»

Дай, осень, мне примерить платье

С твоею прошвой золотой!

Твои роскошные объятья

Раскрыты нынче предо мной.

Дымы до терпкости щемящей

Сродни настоям дорогим,

И сердце с радостью щенячьей

Свои восторги дарит им.

Летит и кружится веселье,

Взметая сурик, киноварь…

И лишь над пышной мудрой елью

Не властна осень ты, как встарь.

Она стоит, раскинув ветви,

На фоне милой пестроты

И шабаш красок молча терпит,

Не шелохнув свои персты.

И овевает ветер нежно

Её немнущийся наряд,

Ей обещая ворот снежный,

Где сны алмазами горят.

«Синичий посвист слышен вновь…»

Синичий посвист слышен вновь

На ветке грушевой над садом.

Здесь груши тяжким камнепадом

Свою разбрызгивают кровь.

Желты и липки их бока,

И суетятся рядом осы,

И заплетает травам косы

Осенней нежности рука.

И вьётся дикий виноград,

Алея над моей оградой, —

Земная роскошь, эльдорадо

Души, мой праздничный наряд.

Дымы, сплетаясь в вышине,

Соединяясь с облаками,

Над тесной жизни берегами

Плывут, и тихо обо мне,

Перемежая свет и звук,

Им что-то шепчет знойкий ветер…

Он знает обо всём на свете, —

О встречах, горечи разлук….

В бравурном щебете синиц

И в гулком грушевом паденье

Живут прощальные мгновенья

Моих осенних огневиц.

«Смиренна осень без кокетства…»

Смиренна осень без кокетства

В плену нездешней тишины.

Её псалмам пристало петься,

Где птицы больше не слышны,

Но дух бесплотный увяданья

Её прохладой обуял

В хоромах смертных и прощанье

Ей в блеске красок обещал.

Она рассеянно и праздно

Роняет в лету новый день…

Лишь по стволам скользит неясно

Её обугленная тень.

«Пахнет йодом и прелью под старым орехом…»

Пахнет йодом и прелью под старым орехом,

Под ногою, не найденный, колется плод.

Я сгребаю листву, торопиться не к спеху,

Время, словно улитка, по небу ползёт,

И, свиваясь, дымы тают, ветром гонимы,

Робко лижет огонь побуревшую плоть

Отшумевшего лета, и шествует мимо

Осязаемо вечер… И лунный ломоть

На ветвях закачался пустых непропекой,

Будто призрак бескровный над грешной землёй,

И заката сомкнулось кровавое веко,

Подведённое вкривь серебристой сурьмой.

Терпко дымная даль задышала, прощаясь

С днём, угасшим безвестно в ноябрьской глуши…

Мой костёр догорел, ночи чёрная завязь

Набухает пороком вселенской души.

Валькирия поэзии

В радушном оскале улыбки

Тамара Москаленко

Давно не играю ролей,

Претит мне обман лицедея,

И зреть лица псевдо друзей,

Давно не прельщает затея…

А в масках паяцев толпа,

В радушном оскале улыбки,

На голгофе снимая с креста,

Распнёт за пергамента свитки…

***

Когда не достанет ролей,

И больше не сдюжат подмостки,

Мне главный сыграет злодей

Мои афоризмы и сноски.

Я каждую холю строку,

Я каждое слово лелею,

Но, руку упёрши в боку,

Во мне он клеймит лицедея.

Толпа мой триумф не поймёт,