Звёздный смех - [5]

Из низины туман речной.

Конь ушами трясёт, тревожится

И вздыхает, как человек,

А туман всё плотней творожится

И секунд замедляет бег.

Колоколец гранит звучание

И теряет в пространстве звук…

И всё явственнее молчание

Тишины, что кружит вокруг.

«Мне титулов и званий не снести…»

Мне титулов и званий не снести,

Таким, как я, от званий просто плохо.

Да и куда прикажете расти,

Когда не любит выросших эпоха.

Эпохе что, она — одна из тех,

Кому, увы, неведомо прозренье.

Ей характерен смех, но не успех,

А крик и вой ей заменяют пенье.

Когда-то в прошлом было всё и вся,

Мы — лишь неяркий отсвет в зазеркалье.

Спасителя о милости прося,

Едва родство не празднуем шакалье.

Под спудом дух таится? Этот спуд

Давно лежит плитою неподъёмной,

И, как тот дух ни кличут, ни зовут,

Он мирно спит, забывчивый и скромный.

Мы — дети лжи, виновные в грехе

Размена страха Божья на пороки.

Мы исстари нуждались в пастухе,

И он пришёл, властительно-жестокий,

Как хитрый князь над сутью вековой,

Упавший в тартар без стыда и боли,

И мы за ним прошествуем тропой

Широкой прямо к вечности в неволю.

Там стон и ужас тех, кто жил до нас,

Их толпы толп, десятки миллионов,

Чей разум чах над златом и угас

Под действием божественных законов.

Боялась я не вдруг сойти с ума,

Устав не быть как все промеж безумцев,

Но счастье есть, — пуста моя сума,

С богатством предпочла я разминуться.

Как тесно мне дышать среди людей,

Чьи помыслы читаю без усилий!

Пусть волосы мои снегов белей,

Но думы за признаньем не носили.

Мне хочется в ребячестве души

Найти чуть-чуть свободного пространства,

Чтобы пред собой хоть в чём-то согрешить,

Забыв своё былое постоянство.

Я в моралисты точно не гожусь,

Но, отрицая грязь и бестолковость,

Я столько лет над разумом тружусь,

Что глупость мира для меня не новость.

«Июль, июль, где алгебра твоя…»

Июль, июль, где алгебра твоя,

В межзвёздных полустёртая пустотах?

Ты потерялся в дебрях из дождя,

Забылся каплей сна в пчелиных сотах.

Ты больше не греховен, словно джаз,

Ты не чудишь остротами творенья,

Закрыло солнце глаукомный глаз,

И цепь из туч расположила звенья

Неровной вязью, рваной чередой

По всей твоей печальной ойкумене…

Ты замер, словно страх перед бедой

Тебя сковал, или в больном колене

Внезапный ступор крахом пригрозил

Твоих надежд, грозы рассыпав стоны,

И ты своих былых лишился сил,

Смотря туда, где дышит Йеллоустоун…

«Обязательно в жёлтом платье…»

Обязательно в жёлтом платье,

В ожерелье из янтаря…

Я раскрою свои объятья,

Даже если раскрою зря.

Ты ведь знаешь, не лицемерна,

Всё всегда на моём лице.

Может, жизнь и четырёхмерна,

Жаль, двухмерна она в конце.

Делим надвое, так случилось,

Так уж в мире заведено.

Не припомнишь, скажи на милость,

Как влетела гроза в окно,

Как топырила занавески

И хлестала то в лоб, то в грудь,

Повышая свой голос резкий?

Память выключить не забудь!

Обниму, не заплачу даже,

Отпущу без больших затрат.

Да тебе все, кто хочешь, скажут, —

Ты и вправду не виноват.

«Задник сцены пришпилен звёздами…»

Задник сцены пришпилен звёздами,

А на сцене лишь ты и я.

Роли нам не надолго розданы,

Да и то лишь насмешек для.

Мы актёры с тобой негодные:

Две уключины по краям,

А вокруг нас просторы водные,

А меж нами — ненужный хлам.

Не старайся тянуться жилами,

Как Отелло, твой пафос — бред.

Обещаньями можно лживыми

Загасить даже рампы свет.

Из суфлёрской ракушки слышится

Пьяный голос склерозной тьмы.

Не играется мне, как дышится,

На краю у моей зимы.

Я со сцены сойду, как с поезда,

Полустанок мой пуст и свят.

Будет небо прибито звёздами,

И не будет пути назад.

«Нет, я ничем себя не выдам…»

Нет, я ничем себя не выдам,

Ни взглядом, ни дрожаньем губ.

Давно забыла я обиды,

И сердцу ты, как прежде, люб.

Но между нами есть преграда,

А я в интригах не сильна.

И вновь случайной встрече рада,

Хотя я тоже не одна.

Клубами ветер гонит тучи,

Срывая жёлтую листву.

Наверно, я запомню лучше

Твой голос, если наяву

Услышу ноты не прощанья,

А тихой радости земной,

И в смехе прежнее звучанье…

Ах, что ты делаешь со мной!

Как призрак осени печален,

Когда он память сторожит!

Лес огнивеющий сусален,

Ночными ливнями омыт.

Он ждёт пощады или бури,

Под синим небом бытия?

Роняет золото и сурик

Аллея памяти моя.

От неизбежности не скрыться,

Судьба рисует свой узор,

И рок, мой беспощадный рыцарь,

Несёт меня во весь опор.

Вновь оглянулась на мгновенье,

Расслабить руки не рискнув…

К чему пустые сожаленья?

Стих ветер, в облаке уснув…

«Бессовестный, расхристанный и лживый…»

Бессовестный, расхристанный и лживый

Куражится, кривляясь, новый век.

Он ищет лишь удачи для наживы,

Которой бредит всякий человек.

Он говорит, не ведая предмета,

Привычно вознося порок и лень,

В его мозгу стандартные ответы

На все вопросы есть на каждый день.

Он поминает век социализма,

Как сладкий мир незыблемой мечты,

Мол, нас любила преданно Отчизна

И каждый день дарила нам цветы.

Дарила нам квартиры и машины,

Вагонами дарила колбасу,

А мы держались крепко за рейшины,

Да ковыряли преданно в носу.

И все вдруг позабыли про невзгоды,

Про дурки, равнодушие властей,

Про очереди даже в пиво-воды

И нищету советских волостей.

Да, обходились малым, в этом сила,

Так что ж теперь вам блага подавай?

Ведь всех нас ждёт разверстая могила,

Так в чём печаль — хоромы иль сарай?