Звёздный смех - [2]

И наградит весь род их многократно

По сумме их не Божьих, страшных дел…

А я всё вижу скрюченные пальцы

Трудяги старой, выжившей тогда,

Лежащей подле печки в нашем зальце,

Как общая Российская беда…

А после гроб стоял с её мощами

Всё в том же зальце прямо на столе,

И пахло поминальными блинами,

И было непонятно, странно мне:

Шли люди в дом и кланялись прабабке,

Их лица были скорбны… Треск свечи

И зеркало под тонкой чёрной тряпкой,

И дождь небесной музыкой стучит, —

Так будничны у смерти междометья,

Мы все уйдём однажды, кто куда.

Бесчестье дела — много хуже смерти,

Бесчестье слова — общая беда.

Воспоминанья бродят, в сердце тая

И наполняя кровь своим огнём….

«Была твоя прабабушка святая»

Сказал мне кто-то тем далёким днём…

«Ванилью, горьким шоколадом…»

Ванилью, горьким шоколадом

Катальп струится аромат.

Могучим, богатырским рядом

Они вдоль улицы стоят.

В вершинах их резвится ветер,

Сбивая хлопотливых пчёл

С роскошных праздничных соцветий…

А горизонт лилово-зол,

Поспешно с чёрных гор сползая,

Он тянет тучи громадьё,

И в ней, извилисто сияя,

Мелькает молнии копьё.

Теснит удушье грозовое

Земли распахнутую грудь,

И вот уж небо — обложное, —

Гроза прокладывает путь

Над перепуганной равниной,

И молкнут птичьи голоса,

И травы тусклою патиной

Мой обволакивают сад.

И лишь кузнечики отважно

Строчат в пространство звонкий скрип,

Да громы катятся протяжно

К подножию соседских лип…

А я торжественно и чинно

Стихии принимаю дар,

Держа в руках бокал старинный,

Небесный празднуя пожар…

«У полнолуния в плену…»

У полнолуния в плену

Не сплю, глаза в окно таращу

На первобытную луну,

Что ровный круг по небу тащит.

Смотря с нахальством неземным

В белёсо-сизом томном взоре,

Она туманный сеет дым,

В пустом разнежившись просторе.

Иллюзий квантовый зрачок,

Давнишний эталон лукавства, —

Её приветствует сверчок

В объятиях ночного царства.

И только я с ней наравне

Себя рассеиваю праздно,

Чтоб атом к атому вовне

В спираль творенья втиснуть связно,

Земное сбросив чешуёй,

И в свете запредельных истин

Лететь за звёздной пеленой

Отведать таинств евхаристий…

«Приземлённость — не значит незрячесть…»

Приземлённость — не значит незрячесть.

Чёрный цвет — не печаль и не смерть, —

Это ночи сатиновой фрачность,

Это омут зовёт в круговерть

Струй холодных, и чёрной змеёю

Из-под ног уползает тропа,

Это фронт грозовой над землёю,

Это маковых зёрен крупа,

Аскетичная праздность покоя

И келейность глухой тишины…

Лишь на чёрном бывают порою

Ярче белые пятна видны.

Кружевами сгущённые тени

Опояшут родное крыльцо,

Я на тёплые сяду ступени,

В чёрной шали упрятав лицо

И вдыхая букет разнотравья…

Жизнь моя — драгоценный ларец

С разноцветной весеннею явью,

Над которой трезвонит скворец.

«На отмели ночи гуляют неяркие тени…»

На отмели ночи гуляют неяркие тени,

И месяц двурогий их тихое стадо пасёт,

А ветер улёгся в траву под ветвями растений,

Где партию скрипки не спящий кузнечик ведёт.

Пою аллилуйя июльскому звёздному плёсу,

На нити галактик, плетущих небесную вязь,

Смотрю в восхищении. Падают белые росы

К подножию мира, от лунного света искрясь.

Воздушные реки текут, чуть заметно качая

Тепло и прохладу, и ампельных роз аромат…

Я Божье творенье всем сердцем своим величаю,

Душой становясь этой ночью богаче стократ.

Наутро истают пророчества смутных видений,

И в кратере сна защебечет, заплещется явь…

И будут скользить вдоль стены поредевшие тени,

Пускаясь по солнца лучу за минутами вплавь.

«Что случилось с людьми, неизбежен ли угол паденья?»

Что случилось с людьми, неизбежен ли угол паденья?

Сколько Божьих орбит мы покинули, выбрав позор?

От рождения в лоне Творца и до перерожденья

Человека неправеден век, хоть рассудочен вздор.

Как же вышло, что мозг не вмещает величия мира?

Каждый штрих на планете прекрасен, как сон золотой!

Там, где пушки гремят, замолкает испуганно лира.

Человечество космосом бредит с душою пустой.

Ничему мы не учимся, в мрачной пучине сгорая

Из амбиций и зависти, страстно алкая побед

Над остатками разума, бег в пустоту подгоняя

И смеша бесконечно Того, кто напутствовал свет.

Мы венцами творения не были, грезя невинно,

Что лохматые пращуры жили в глубинах пещер,

С ветки дерева спрыгнув и мамонта жаря картинно,

А потом докопались случайно до музыки сфер.

Совместить невозможно любовь и паскудство обмана.

Глушит ненависть нас, как медлительных рыб динамит.

Нам из яств не сердечность дороже, а бренная «манна»

В виде звонких монет, что для уха приятно звенит.

Оглянись, человек! Посмотри, ты страшнее Медузы.

По рождению — гений, по сути своей — людоед,

Вместо органов чувств предпочтя гениталии с пузом.

Апокалипсис станет расплатой фальшивых побед.

После нас хоть потоп? Так при нас будут сера и лава.

Недостойно живём, недостойным пребудет конец.

И до нас были те, чья во прахе рассыпалась слава,

Чьи следы перепутало время и вымел Творец.

«Создатель настоял свой вечный эликсир…»

Создатель настоял свой вечный эликсир

Из атомов мечты и призрачных материй,

И нам не разгадать Его прекрасный мир,

Живя всю жизнь в плену надуманных мистерий.

А лунный лик зовёт коснуться облаков

И распахнуть сердца свои навстречу Богу…

Но мы себе других назначили богов,

Теряя связь времён и разум понемногу.

Четвёртый всадник скуп на жесты и слова,