Звездный лис - [28]

— Добро пожаловать, сэр.

До этого момента воспоминания об одиночестве, на которое обречен каждый капитан, еще не проснулись в душе Хейма.

— Вот полное расписание нарядов. Работа идет полным ходом. Расчетное время ускорения — двадцать три — часа по Гринвичу.

— От этой цифры надо отнять по меньшей мере час, — сказан Хейм.

— Сэр?..

— Вы меня слышали. — Хейм сел и бегло просмотрел руководство по управлению кораблем. — Например, вот здесь. Бортинженеру вовсе не обязательно еще раз проверять компенсаторы внутреннего поля. Если они окажутся в неисправности, наше ускорение не сможет превысить 1,5. Тогда, перейдя в режим свободного полета, мы приведем их в порядок, хотя придется немного поработать в невесомости. Да и то это весьма гипотетично. С какой стати здесь должны быть какие-то неполадки? Бортинженер у нас — парень что надо. Пусть лучше он сразу приступит к настройке импульсных систем. Чем точнее будет выполнена эта работа, тем быстрее мы сможем развивать ускорение.

— Да, сэр. — Пиойер с заметной неохотой включил интерком и вызвал Утхг-а-к, тхаква. Хейм продолжал листать руководство, выискивая, что бы еще урезать.

И в конце концов дело было сделано как бы само по себе — манера, вполне типичная для человека. В 21.45 завыла сирена, раздались команды, во фьюж-генераторах вспыхнуло атомное пламя и грависилы взялись за пространство. Медленно, плавно, с утробным ворчанием, которое не столько воздействовало на слух, сколько ощущалось внутренней вибрацией организма, «Лис-2» покинул орбиту Земли.

Хейм стоял на мостике и смотрел, как удаляется его мир. Земля все еще господствовала в небе, огромная и бесконечно прекрасная, с облаками и морями в сапфировой оправе атмосферы. По мере того как корабль огибал планету, взору Хейма представали континенты во мраке ночи или в сиянии дня: колыбель человечества Африка, Азия, где человек впервые перестал быть дикарем, Европа, где он отбросил думы и обратился к звездам, Австралия, обетованная земля, Антарктида, край героев. Но Хейм был счастлив, что ему довелось увидеть, прежде чем корабль устремился к звездам, последней Америку — страну, первой издавшей закон о свободе человека.

Сомнения и страхи, даже тоска по. дому исчезни. Хейм принял на себя ответственность, и в душе его бурлила радость.

— Согласно показаниям приборов режим работы всех систем удовлетворительный, — доложил через некоторое время Пиойер.

— Очень хорошо. Так держать! — Нажав кнопку интеркома, Хейм вызвал камбуз: — Андре? Не могли бы там некоторое время обойтись без тебя? Ну и прекрасно… О'кей, топай на мостик. И захвати с собой гитару. Возможно, она потребуется.

— Капитан, вы слушали репортаж из зала парламента? — в голосе венгра послышалась тревога.

— Э-э… Нет. Был слишком занят. А, черт, так ведь уже прошло больше часа с тех пор, как они продолжили!

— Да, мы поймали луч, передаваемый на Марс. Я смотрел репортаж и… В общем, отсрочку Кокелину не дали. Он пытался тянуть как мог, с помощью длинного вступления, но председатель рекомендовал ему держаться ближе к делу. Тогда он попробовал представить доказательства касательно Новой Европы, кто-то возразил, и решили провести голосование, чтобы определить, уместно ли это в данный момент. Голосование еще не закончилось, но уже ясно, что большинство против.

— Ого! — Эта новость не испугала и не поколебала Хейма, ведь сегодня он вновь принял командование кораблем, призванным защитить интересы Земли, но кровь в его жилах побежала быстрее, принуждая к немедленным действиям. — Мистер Пиойер, — приказал он, — дайте сигнал к максимальному ускорению и направьте всех, кого только можно, к аварийным системам.

Помощник вытаращил глаза, однако немедленно и беспрекословно повиновался.

— Радисты, переключите дискуссию на наш стереовизор, — продолжал Хейм. — Мистер Вадаж, пройдите, пожалуйста, на мостик. — Он невесело усмехнулся. — И захвати все же гитару.

— Что случилось, сэр? — спросил наконец встревоженный Пиойер.

— Скоро увидите, — ответил Хейм. — Франция вот-вот швырнет бомбу. Мы планировали увести «Лиса» к этому времени достаточно далеко. Ну а теперь нам нужна удача, как бывают нужны ум и красота.

Вспыхнул экран, изображая какое-то смутное движение. Усилившийся гул двигателей почти совсем заглушал голос Кокелина. Земля уменьшалась, теряясь среди звезд, и все ближе придвигался щербатый лик Луны.

— …собрание решило не уступать моей стране ни единого сантиметра. Как хотите, леди и джентльмены. Я собирался преподнести вам это постепенно, поскольку удар в лучшем случае будет не из легких. Теперь вы вынуждены слушать меня независимо от того, готовы вы к этому или нет.

Камера давала изображение таким крупным планом, что лицо Кокелина заняло весь экран.

«Паршивый трюк», — подумал Хейм. Но если только он не стал жертвой невольного самообмана, на этот раз дешевый прием операторов не достиг своей цели. Вместо того, чтобы подчеркнуть все недостатки — бородавки, прыщи, волосинки, морщины, — экран показывал гнев и несокрушимую силу. Словно подтверждая, что это не показалось Хейму, в следующее мгновение изображение отодвинулось, представив Кокелина маленьким, перебирающим на трибуне бумаги.