Звездный час «Весты» - [39]

— Залпом, пали, черт вас всех побрал! — кричал он.

Грохнул залп стрелков, успевших перебежать на левый борт, опять загремела очередь энгстремовского орудия, бомбоносы понесли бомбы к мортирам ретирадной батареи.

На мостик Перелешин поднялся, сжимая обеими руками виски.

— Кажется, Николай Михайлович, и меня контузило… Что изволите приказать?

В голосе его, впрочем, слышалось сомнение и безнадежность. Что мог приказать Баранов в такой ситуации?

— Владимир Платонович, — веско сказал капитан, — немедленно сформируйте абордажную партию и постройте ее на правом борту под прикрытием надстроек. Вооружите людей интрипелями[5] и абордажными револьверами.

Перелешин поспешно спустился с мостика. «Веста» продолжала беспомощно болтаться на зыби, осыпаемая пулями и гранатами. Броненосец уже подошел саженей на 250 — ясно виден был бурун, где резал воду его форштевень. По-прежнему пронзительно свистел пар, перекрывая грохот залпов.

Баранов расхаживал по мостику, уже не обращая внимания на следовавшего за ним князя Голицына.

— Что там Власов копается, черт его побери! — воскликнул он в сердцах.

— Еще и минуты не прошло, как вы его послали, — возразил Голицын, показывая часы, — он и не нашел еще повреждение.

Но князь ошибся: боцман уже бежал к ним с кормы. Рулевой коснулся штурвала и почувствовал привычное сопротивление — штуртрос был исправен! Баранов двинул ручку телеграфа на «Полный вперед».

— Руль на левый борт! — скомандовал он.

«Веста» двинулась. На палубе строилась абордажная партия. Голицын по приказанию Баранова отправился сменить Кроткова, которого последняя граната ранила осколком в лицо. Николай Михайлович требовал, чтобы батарея как можно скорее открыла огонь. Было без пяти минут два, яростный зной лился с неба, Баранов и Володя непрерывно вытирали пот, струившийся из-под фуражек. Подошел боцман, ловко влез по скобам, прикрепленным к трубе, до поврежденного паропровода и заткнул дыру паклей. Свист прекратился.

— А ведь, может быть, и выпутаемся, — сказал Баранов. — Попасть бы в него, нехристя английского, еще одной бомбой!

* * *

Мистер Шакр на мостике «Фетхи-Буленда» чувствовал себя отвратительно. Почти шесть часов продолжался бой, а только один снаряд с броненосца попал в проклятого «Константина». Он хорошо видел в бинокль взрыв на палубе и потом понял, что одна мортира не действует. Но зато на борту «Фетхи-Буленда» были выведены из строя орудия в казематах, уничтожена погонная пушка, среди прислуги много убитых и раненых. Он до сих пор ясно помнил, какой ужас испытал, когда русская бомба ударилась в незащищенную палубу корвета прямо перед мостиком. Она проломила настил и исчезла внутри корабля. Несколько страшных мгновений он ждал взрыва крюйт-камеры, который бы разнес броненосец на куски, но его не было. С невыразимой радостью приговоренного к смерти, которому под виселицей объявлено помилование, Шукри-бей понял, что бомба не взорвалась. Первым его порывом тогда было скомандовать к повороту и скорее сбежать от этого страшного корабля, но он представил себе насмешливую улыбку Гобарта-паши и притворно сочувственный взгляд Манторп-бея. Броненосный корвет бежал от пассажирского парохода! Манторп будет рад занять его место на этом мостике, он давно сюда метит.

Нет! Надо догнать «Константина» и ударом шпирона пустить на дно! Был момент, когда Шукри-бей решил, что наконец-то все кончено, — враг беспомощно остановился, подставив ему борт для удара. Но вот он опять показал корму, и англичанин подумал, что через несколько минут, а может, секунд, последует дьявольски меткий залп из двух оставшихся мортир.

Его взгляд упал на одиноко стоящий на мостике дальномер, о бронированный парапет ударила пуля. Какой ливень свинца час тому назад обрушился на мостик! Один из офицеров у дальномера был убит, другой тяжело ранен. С головы Шукри-бея пуля сбила феску. Снаряды скорострельной пушки со страшным грохотом пробарабанили по броне. Он понял, что русские целились в его красный головной убор и больше не надевал его. Дальномер стоял целый, но совершенно бесполезный — орудия, которые могли стрелять вперед, молчали. Нет, только таран! Он наклонился над переговорной трубой:

— Нельзя ли еще поднять давление в котлах?

— Невозможно, сэр, — ответил старший механик, — котлы давно на грани взрыва, кочегары валятся с ног.

— Черт с ними, они же турки. Сделайте невозможное, мы должны таранить «Константина».

— Постараюсь, сэр, — донеслось снизу, но в это же время под палубой что-то грохнуло и из вентиляционных каналов пополз, шипя, пар.

— Что случилось? — закричал Шукри-бей, уже догадавшийся, что произошло.

— Взорвался один из котлов, сэр, — не сразу ответили снизу, — есть раненые и, возможно, убитые.

Скорость упала. Капитан быстро подсчитал: с оставшимися котлами он сможет делать узлов 10, от силы 11 — от погони приходилось отказаться. В бессильной ярости, сжав кулаки, он смотрел на корму врага, которая перестала приближаться. Но поворачивать было нельзя — русский крейсер мог пуститься в погоню — его баковая батарея была не повреждена. Шукри-бей передвинул ручку телеграфа к себе — ненавистная корма стала удаляться. Ну ничего, он еще сумеет выкрутиться. В вахтенном журнале запишет, что погнался за «Константином», сделал несколько выстрелов, но, увидев, что снаряды не долетают, прекратил стрельбу, а из-за неполадок в машине не мог развить полной скорости, почему русский крейсер ушел. Повреждения можно будет исправить своими силами, унтер-офицерам прикажет молчать, раненых и убитых спишет на случайное попадание единственного русского снаряда (нет, лучше написать, что попало два — один пробил трубу, эту дыру он заделывать не станет специально). Шукри-бей заметно повеселел. Он не мог знать, что вскоре ему придется предстать перед военным судом в Сулине, и хотя его официально оправдают и даже опубликуют в газетах несколько статей, поддерживающих выгодную для турок и англичан ложь (одну из них он даже напишет сам), но заставят подать в отставку, и Манторп-бей займет его место на мостике «Фетхи-Буленда».