Звездный час «Весты» - [41]

Священника на «Весте», равно как и на других судах активной обороны, не было. В старом, до 1854 года, парусном флоте корабельными священниками ходили иеромонахи Георгиевского монастыря на мысе Фиолент близ Севастополя. Но тогда их к этому готовили заранее. Поступая в монастырь, каждый знал, что в его будущие обязанности будет входить плавание на военных кораблях. Но с тех пор прошло больше 20 лет, в течение которых на Черном море не было военного флота. И старый обычай вывелся в древнем монастыре. Вот почему в этот решительный и радостный час победы на «Весте» не нашлось священника. Его место с успехом занял «образной» матрос Шведков. Был он старше других, отличался степенным поведением, не пил, не курил и был очень набожен. Общим решением ему и доверили хранение корабельной иконы — «образа», висевшего в одном из кубриков. Шведков аккуратно выполнял свои обязанности — вытирал с иконы пыль, следил, чтобы не погасла лампада, вовремя доливал масло. Утром, в начале боя, возжег перед иконой свечи и долго молился, стоя перед ней на коленях и отбивая земные поклоны.

Теперь все взоры собравшихся на баке матросов обратились на «образного». Понимая, что от него ждут. Шведков выступил вперед и, оборотясь лицом к матросам затянул приятным баритоном.

— Господу помолимся… — все подпевали.

Едва успели затихнуть последние слова молитвы, как матросы разом повернулись к убегавшему врагу и ожесточенно-радостное «Ура!» вырвалось из их глоток. Они обнимались, грозили кулаками, кричали. Радостное возбуждение охватило и Баранова, он сбежал с мостика, смешался с матросами и машинистами, жал им руки повторяя:

— Спасибо, спасибо, братцы, уважили!

— Рады стараться, ваше благородие! — отвечали они тепло и вразнобой.

Мысль об убитых и раненых отошла временно на второй план — и юнкер Яковлев, и старший офицер Перелешин, а также другие офицеры вместе с командой отдались опьяняющей власти этой минуты.

24 года оставалось прожить капитан-лейтенанту Николаю Михайловичу Баранову. Его ждало много триумфов и поражений. Объявленный национальным героем после боя «Весты», он еще больше прославит свое имя, когда через полгода войдет в Севастопольскую бухту с самым большим призом, захваченным в эту войну, — пароходом «Мерсина», с турецким десантом почти в 800 человек и ценным грузом[6]. А потом начнется порочащий его и дело «Весты» шепот завистников, подогреваемый английскими статьями, инспирированными Гобартом-пашой. Одну из них в бухарестской газете поместит смещенный с должности Шукри-бей, после чего Баранова откажется принять наследник-цесаревич, будущий Александр III, знавший его с детских лет. И тогда флигель-адъютант императора, капитан 1-го ранга Баранов потребует судебного разбирательства по делу «Весты», а когда ему в этом откажут, напишет царю оскорбительное письмо. Тут его и привлекут к суду, но слава народного героя спасет Баранова — его только уволят в отставку и лишат звания флигель-адъютанта. С тех пор Николай Михайлович будет вынужден навсегда расстаться с морем.

Но 1 марта 1881 года бомба народников смертельно ранит Александра II, и царь умрет в тот же день. Вот тогда новый император, растерявшийся от внезапно свалившейся на него власти и, вероятно, опасаясь других революционных выступлений, вспомнит о Баранове. Самое время использовать национального героя, тем более пострадавшего при прежнем царствовании.

Срочно, но высочайшему повелению, его вызовут из провинциального Ковно и назначат санкт-петербургским градоначальником. Но не выйдет из капитана «Весты» царедворца, и скоро его отправят в почетную ссылку — губернатором в Архангельск.

Все будет в жизни Баранова — и триумфы, и горькие поражения, но такой светлой радости, какую он чувствует сейчас, на палубе своего корабля, среди своей, бесконечно ему дорогой команды, глядя вслед побежденному броненосцу, — он не испытает никогда!

Глава десятая. Возвращение

На следующий день при первых лучах солнца. «Веста» втягивалась в Севастопольскую бухту. Накануне вечером подсчитали потери. Кроме убитых офицеров — подполковника Чернова, прапорщика Яковлева и смертельно раненного лейтенанта Перелешина (Франковский сказал, что он безнадежен), погибли матросы 1-й статьи Филипп Белый и Владимир Евтеев; матросы 2-й статьи Иван Павленко, Федор Киященко, Семен Лаптев; машинист 2-й статьи Григорий Мирошников, кочегар 1-й статьи Михаил Устинов, стрелок 1-го разряда Николай Носков и комендор 1-го разряда Иосиф Цветков.

Лейтенант Аполлон Кротков, кроме 17 дробин в спине, получил рану осколком в лицо и отправился в постель. От серьезной контузии слег мичман Петров; старший офицер, хотя и контуженный не менее тяжело, держался и не отходил от брата. Баранов и Володя тоже были контужены, но сравнительно легко. Серьезно, но не опасно ранило матросов Даниила Якушевича и Капитона Черемисова. 15 человек из команды было легко ранено и контужено.

После отбоя боевой тревоги, молитвы и упоительной минуты торжества, когда оставшиеся в живых наслаждались тем, что им удалось не только вырваться из лап смерти, но и победить, Володя спустился в кубрик рядом с лазаретом, куда снесли убитых. Они лежали на полу каюты в том виде, как их застала смерть. Залитая кровью одежда распространяла тяжелый запах. Пугала страшная неподвижность мертвых, цвет их лиц. Володя раньше никогда не видел умерших (смерть матери он не помнил, это произошло, когда он был еще ребенком) и внезапно почувствовал инстинктивный ужас перед этими неподвижными фигурами, которые совсем еще недавно были его родным братом, подполковником Черновым, матросами… Дрожа от страха, он отважился войти в каюту, подойти к Андрею и дотронуться рукой до его лба. Холод смерти, не сравнимый ни с холодом льда, ни с холодом мрамора, почувствовал он, отдернул руку и, рыдая, убежал в свою каюту. Он не входил в нее с начала боя, и здесь осталось все так, как было, когда Андрей и он поднялись на палубу. Везде на глаза попадались ему вещи Андрея, которыми брат уже никогда не сможет воспользоваться. Всхлипывая, Владимир повалился на койку и уткнулся в подушку лицом. Ему было жалко и Андрея и себя, оставшегося в одиночестве на корабле, где он привык смотреть на брата, как на свою опору.