Звёздный час профессора Минорки - [8]
Фёдор Минорка помолчал и чуть погодя севшим голосом заметил:
— Понятия не имею, что тут могло стрястись, но чутьё подсказывает: самое время спрятаться.
— С какой стати нам прятаться? — повела плечом тётушка Тереза. — Отправимся домой, и все дела. Не знаю, что тут у них сегодня творится, но нас это не касается. Мы пришли за курицей к обеду, так ведь?
— Так, — взволнованно отмахнулась Дорка. — Но раз уж мы здесь, любопытно было бы узнать…
— Совершенно незачем, — тётушка ухватила её за руку, испытывая всё же некоторые угрызения совести в связи с создавшимся чрезвычайным положением. — Каждый должен заниматься своим делом. Моё дело — сварить наваристый куриный бульон, и баста.
— Весьма прискорбно, дражайшая тётушка Тереза, — заявил потрясённый профессор, — что в столь критический момент вы способны думать лишь о подобных вещах.
— Сожалею, дорогой Фёдор, — ледяным тоном парировала тётушка, — но жизнь есть жизнь, и о чём бы вы тут ни разглагольствовали, а я не могу себе позволить выбрасывать тысячу форинтов на ветер. К тому же не понимаю, чем нынешний критический момент отличается от всех прочих.
— Ой, смотрите-ка! — используя флейту вместо указки, Дорка ткнула перед собой.
Прямо посреди разгромленного и обезлюдевшего рынка по-прежнему стоял кран. Вот только сам кран изменился: вырос, потолстел, медь сверкала меднее медного, вода капала пуще прежнего, преломляя солнечные лучи голубыми молниями. Мясник и торговка точно так же поедали, вернее, грызли друг дружку взглядами.
— Кран — наш! — скрежетал зубами мясник.
— Нет, наш! — шипела сквозь зубы торговка.
Они ещё ближе склонились друг к другу, едва не соприкасаясь носами.
— О чём это они? — недоумевала Дорка.
— Откуда мне знать? — пожала плечами тётушка. — Пошли своей дорогой!
— Ну и рожа у тебя страхолюдная! — бросила торговка обвинение прямо в лицо своему недругу.
— Что-о?! — взревел тот. — В мои внутренние дела вздумала вмешиваться?
— Какое же это внутреннее дело, ежели каждый поневоле вынужден на тебя пялиться?! Общее это дело, всех нас касается!
— Думаешь, твоя рожа краше? И башка огурцом!
— Ах, тебе голова моя не нравится?!
— Пойдём отсюда! — рванула племянницу за руку тётя Тереза.
— Что ж, воевать так воевать! — взмахнула большущим огурцом торговка.
— Ты у меня ещё пощады запросишь! — стиснул кулачищи мясник.
— Зрелище не для детей, — решила тётушка и ладонью заслонила Дорке глаза. Однако, к превеликому её изумлению, противники, вместо того чтобы сцепиться врукопашную, развернулись спиной друг к другу и припустили во всю прыть в разные концы рынка.
— Камня на камне не останется! — сыпал угрозами один.
— Ни единой травинки не вырастет! — вторила ему другая.
— На мой взгляд… — пустился было в мудрствования профессор философии, но так и не успел договорить.
— Огонь! — грянул зычный голос.
— Огонь! — столь же воинственно откликнулся призыв с другой стороны.
И небо потемнело, а тётушка Тереза оглохла напрочь. И тысячи боевых снарядов взлетели ввысь. И мириады осколков посыпались на землю. И через считанные мгновенья рынок был обращён в руины.
Лишь посреди рыночной площади отливал золотом роскошный медный кран, и алмазными каплями капала вода.
— Бежим! — скомандовала Дорка.
— А? Что? — таращилась на неё тётушка.
— Устами младенца глаголет истина, — поддакнул профессор.
— Не слышу!
— Бе-жим! — надсаживалась Дорка.
— Языком болтать все горазды, а дело делать — так мне! — с упрёком отозвалась тётушка Тереза, подхватив курицу под мышку и протянув руку девочке.
— Смотрите, вон корзина! — всполошённо кудкудакнул профессор. — Лезем под неё, да поживее!
Тётушка Тереза даже сообразить не успела, что повинуется командам какой-то полудохлой курицы, как они все трое очутились под большущей плетёной корзиной, в каких перевозят картошку, со страхом взирая на хаос сквозь щёлки меж прутьями.
Снаружи творилось нечто неописуемое. С обеих сторон — со стороны мясных рядов и овощных прилавков — то и дело раздавались команды «огонь!», «пли!», в воздух взмывали зелёные огурцы, румяные яблоки, фиолетовые баклажаны и свистящими залпами летели в противника, который, в свою очередь, атаковал увесистыми мозговыми косточками, грудинками и рульками. Картофелины величиной с кулак и глянцевые пакеты с молоком сталкивались на лету с мелкими жареными судачками, раскормленными живыми карпами и толстыми батонами колбасы и падали наземь. Рынок нельзя было узнать.
— Кошмар! — качала головой тётушка Тереза.
— Извольте слезть с моего крыла, — раздался вдруг голос из глубины корзины.
— Прошу прошения, дражайший Фёдор, но я даже шевельнуться не могу.
— Да я и слова не сказал, — пожал плечами Фёдор Минорка, если, конечно, предположить, будто бы курица умеет пожимать плечами.
— Чего это они пуляют друг в друга? — спросила Дорка.
— Охотно объясню, только слезьте наконец с моего крыла! — произнёс тот же голос, но на сей раз с раздражением.
— Я же вам сказала, милейший Фёдор, что с места сдвинуться не могу! — повысила голос и тётушка Тереза.
— Да никто не сидит на моих крыльях! — запротестовал Фёдор.
— А на моём сидят! И я вам никакой не Фёдор! — взвизгнул кто-то столь пронзительно, что корзина едва не опрокинулась, а беглецам пришлось зажать уши. — Моё имя Эмилия, и если меня ещё хоть раз назовут Фёдором, я за себя не ручаюсь!
