Звёздные крылья - [20]

Валя поняла, что Валенс больше не располагает временем, и поднялась. Директор проводил ее к двери и на прощанье крепко пожал руку.

— Заходите ко мне, — сказал он.

Валя вышла в длинный коридор. В конце его, где прежде был кабинет Крайнева, стоял какой-то человек и. неторопливо отвертывал шурупы, державшие табличку с надписью «Инженер Юрий Крайнев».

Валя почувствовала, как слезы снова сдавили ей горло. Отвернувшись, она быстро прошла мимо двери.

Горячее летнее солнце заливало широкий подъезд института. На сверкающих ступеньках из полированного гранита, как в спокойной воде, отражалось солнце.

Внизу на последней ступеньке сидела маленькая старушка. У ног ее стояла кошелка с первыми красными гвоздиками. Валя остановилась. Она купила большой темно-красный цветок. Гвоздику, напоминающую свежую рану. От цветка исходил запах пряного тепла. Валя шла по мягкому от солнца асфальту, задумчиво обрывая лепестки.

Большой черный автомобиль вырвался из-за угла навстречу Вале. Сколько ярких отблесков летело вслед за машиной! Казалось, будто она разбрызгивает солнечные лучики. Маленькая блестящая собака на радиаторе застыла в сдержанном порыве.

Валя оглянулась. Машина остановилась у института, и высокий военный поднялся по ступенькам. Теплая изморозь серебрила его виски. На воротнике виднелись ромбы.

Он окинул взглядом высокий дом института и прошел в дверь. Поднялся по лестнице. Взгляды встречных провожали его стройную, охваченную тугим ремнем фигуру.

Проходя по коридору, где рабочий снимал табличку с двери кабинета Крайнева, военный остановился возле него и прикоснулся к его плечу.

— Подождите снимать эту табличку, — сказал военный.

Рука рабочего, державшая отвертку, сразу же опустилась. Спокойного, твердого голоса военного нельзя было ослушаться.

Военный повернулся и быстрым пружинистым шагом направился к кабинету Валенса. А слесарь, недоуменно посмотрев ему вслед, быстро начал привертывать табличку на прежнее место.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Генеалогические корни рода фон Дорнов уходили в глубокую старину. Сам Людвиг Дорн, когда дело доходило до одиннадцатого столетия, путался в последовательности имен и событий.

Все Дорны ревностно оберегали чистоту рыцарской крови своего далекого предка. За много веков не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из Дорнов унизился до неравного брака. Об этом Людвиг Дорн всегда говорил с гордостью, давая почувствовать преимущества «голубой рыцарской крови». Людвиг Дорн гордился своим происхождением.

Но у Дорнов в фамильных поместьях не осталось больших богатств. Быть может, старые пьяницы-прадеды были тому виной, быть может, не умели они хозяйничать в своих поместьях и чужих карманах — как бы там ни было, но у Людвига Дорна остался лишь небольшой старый замок на берегу одной из восточных рек Германии. В замке, окруженном большим живописным лесом, было очень хорошо отдыхать летом, но ренты он не приносил.

Дорн довольно шаблонно женился на девушке со старинной фамилией. Прадед его жены восседал на престоле империи. О том, что он умер от сифилиса, не знал никто. Людвиг имел все основания надеяться на прекрасную жизнь. Однако все произошло совсем не так, как он предполагал.

После мировой войны Людвиг фон Дорн попытался защищать императора от революции, но очень скоро понял, что из этого ничего не получится. Потом ему понравилась проповедь нацистов; он перекинулся к ним и почувствовал: это и есть тот берег, которого ему следует держаться.

Личная жизнь фон Дорна сложилась неудачно. В молодости его жена была очень красива. Некоторые признаки дегенеративности и вырождения не могли затмить ее своеобразной яркой красоты.

Она родила двух сыновей и дочь и вскоре после этого умерла. Самое ужасное началось позже, когда дети выросли. Дегенеративность матери передалась детям в значительно более выразительной форме. К двадцати пяти годам оба сына Дорна были уже безнадежными идиотами.

И всю свою отцовскую любовь, всю свою нежность, если таковая была в его сердце, Дорн перенес на своего последнего ребенка — на дочь Мэй. Она была похожа на него, сильного и энергичного Дорна, но врачи улыбались загадочно, и никто не мог дать гарантии, что дочь через пять-десять лет тоже не окажется в больнице.

Когда Дорну предложили взять на себя заведование новой секретной лабораторией, он даже обиделся. Но узнав о чрезвычайной важности работы, согласился, хотя сердце его болезненно сжималось при одной мысли о том, что его, потомка знаменитых рыцарей, заставляют заведовать колбами и резиновыми кишками.

Лаборатория должна была быть совершенно секретной. Дорну предписано было жить при ней, на несколько лет совсем оставив светскую жизнь. Но это, безусловно, открывало новые перспективы. В этой лаборатории можно было сделать большую карьеру, и он согласился, поставив только одно условие — дочь будет жить вместе с ним.

Ему разрешили, и он сразу же переселился в круглый железобетонный дом, окруженный огромной стеной. Через несколько месяцев из лаборатории неожиданно вывезли почти всех сотрудников, а еще через два дня черная закрытая машина привезла Крайнева, Волоха и Яринку.