В конце августа 1951 года на небольшом стадионе в восточном районе Берлина — Лихтенберге — происходили международные соревнования по легкой атлетике. Над трибунами, у входных ворот, на столбах ограды развевались флаги трех стран: красный — Советского Союза, красно–бело–зеленый — Венгерской Народной Республики и черно–красно–золотой — Германской Демократической Республики.
Это были товарищеские соревнования, посвященные открытию месячника советско–венгерско–немецкой дружбы; официального значения они не имели, но тем не менее вызвали огромный интерес. Зрители знали, что в соревнованиях примут участие несколько лучших спортсменов Советского Союза. О достижениях и возможностях этих спортсменов на все лады толковали на трибунах, и чаще всего упоминалось имя Ольги Волошиной, рекордсменки мира по метанию диска. На трибунах уже было известно, что она актриса одного из крупных московских театров, ей уже тридцать семь лет — возраст для спортсменки почти критический — и рекордсменкой стала чуть ли не пятнадцать лет назад. Кроме того, как утверждали знатоки спорта, в Москве появилась еще одна метательница, которая может соперничать с Волошиной. Говорили, будто эта девушка, имени которой никто не помнил, тоже приехала в Берлин, и ее участие могло придать соревнованиям особую остроту.
На центральной трибуне стадиона, в первом ряду, возле невысокого деревянного, покрашенного серой масляной краской барьера сидели двое: весело улыбающийся красивый мужчина лет сорока с небольшим и молодая девушка. Мужчину звали Эрвин Майер; по происхождению он был немец, но даже самые близкие друзья не знали, где его настоящая родина. Знакомым Майера было известно только то, что он свободно владеет несколькими языками, в том числе и русским, и во многих странах чувствует себя как дома. В свое время Майер был спортсменом, потом постарел и стал называться «доктором Майером». В спортивных кругах привыкли видеть сильную фигуру Майера, его красивую голову с ровным пробором белесых, уже поредевших, но тщательно зачесанных волос и обаятельную белозубую улыбку; его появление всегда встречали с удовольствием.
Наружность его спутницы не отличалась ничем примечательным. О девушке можно было с уверенностью сказать только одно: она немка. Такие белокурые головки с круглым, немного тяжелым подбородком и коротким вздернутым носиком часто можно увидеть на картинах старых немецких художников. Ее аккуратное голубое, тщательно отглаженное, но убогое платье, украшенное дешевеньким глазастым «мики–маусом» из пластмассы, представляло собой резкий контраст с отличным, дорогим костюмом Эрвина Майера и крупным бриллиантом, сверкавшим в его галстуке. Казалось, девушка случайно очутилась на стадионе рядом со своим элегантным спутником.
Вероятно, из всех присутствующих на соревнованиях только один Майер ничуть не интересовался Волошиной и ее будущей встречей с молодой соперницей. Когда колонна советских спортсменов во время парада проходила мимо трибуны, он нагнулся вперед, впился глазами в какое–то лицо и сказал своей спутнице:
— Смотри, Эрика.
— Куда мне смотреть? — недовольно спросила девушка.
— В девятом ряду на правом фланге девушка с каштановыми кудрями. Посмотри на нее внимательно и запомни. На ближайшие пять, а то и семь лет она самая опасная твоя соперница. Хорошенько присмотрись, как она бегает. Ты должна о ней знать все.
— Вы для этого и привезли меня сюда?
— Да.
— Как ее зовут?
— Нина Сокол.
— Нина Сокол, — повторила Эрика. — Что–то я о ней ничего не читала. В первый раз слышу это имя.
Майер не ответил. Начался митинг, и разговаривать было неудобно.
А Эрика вдруг почувствовала себя одинокой, ей стало больно при мысли, что здесь, на этом небольшом уютном стадионе, обсаженном молодыми липами и кленами, она, Эрика Штальберг, только посторонняя зрительница. А ведь и она могла бы стоять в колонне спортсменов под черно–красно–золотым знаменем.
Эрика не стала высказывать свои мысли вслух — Майер, конечно, не понял бы ее и еще, чего доброго, сделал бы какие–нибудь вовсе нежелательные выводы. И она промолчала, тем более, что начинались первые забеги и участников уже вызвали на старт.
По давно установившемуся обычаю легкоатлетические соревнования начинаются с бега на сто метров — самую короткую дистанцию, бег по которой требует от спортсмена предельной быстроты движений.
Эрика не отрываясь следила за тем, как Александр Суханов пробует шипами твердую черную дорожку, как стартер проверяет свой пистолет… Все это, такое знакомое, уже не раз виденное, сейчас вызвало в ней особый интерес.
На старте негромко щелкнул первый выстрел — соревнования начались.
Суханов и Рихард Баум показали одинаковое время и оба завоевали право участвовать в финальном забеге, который должен был состояться на другой день. «Любопытно было бы посмотреть на этот забег», — подумала Эрика: она ясно видела, сколько неиспользованных сил осталось еще у обоих спортсменов.
Потом на старт вышли женщины, и Эрика насторожилась. Где–то далеко, в конце дорожки, мелькнули пышные каштановые волосы и белый тринадцатый номер на красной майке, но Эрика не могла как следует разглядеть его обладательницу.
