Звезда Тухачевского - [28]

— Я был тяжело ранен на германском фронте. — Казалось, каждое слово дается подполковнику с большим трудом. — И потому вряд ли смогу быть полезным вашей армии.

— Направьте подполковника Тихомирова на медкомиссию, — обращаясь к начальнику штаба, распорядился Тухачевский. — В случае заключения о непригодности к строевой службе — от призыва освободить и помочь с лечением.

Очередной офицер — высокий блондин — отрекомендовался поручиком Строевым.

— Я буду рад служить новой России и ее армии, — уверенно заявил он. — Но позвольте, товарищ командарм, доложить вам о некоторых сомнениях, которые не покидают меня и моих сослуживцев.

— Пожалуйста, я слушаю вас.

— Без армии я не мыслю своей жизни, — продолжал Строев. — Но как служить в армии, где офицерам не только не доверяют, их презирают, даже ненавидят? Как служить, если постоянно видишь перед собой глаза солдата, полные ненависти и злобы, а то и дуло револьвера, наставленного тебе в висок? Кто будет выполнять мои приказы в такой армии? Вместо того чтобы помочь новой армии, мы, офицеры, станем для нее обузой.

Тухачевский с уважением посмотрел на Строева.

— Я благодарен вам за вашу откровенность, поручик Строев. — Тухачевский произнес эти слова с той искренностью, в которой можно было не сомневаться. — Скажу вам честно: эти вопросы мучили и меня самого, да и сейчас еще возникают в моей голове. И я отвечу вам точно так же, как отвечаю себе.

Тухачевский оглядел зал и понял, что сидевшие перед ним офицеры напряженно ловили каждое его слово, с нетерпением ожидая ответа, от которого во многом зависело их решение.

— Нет ничего страшнее недоверия. Оно способно убить человека. Нет доверия — нет и авторитета. Тут я полностью разделяю ваши опасения. Но ведь доверие можно и нужно завоевать! Не клятвами, не сладкоголосыми заверениями, а делом, обычным повседневным делом, видя результаты которого к вам постепенно проникнутся доверием. Поставьте себя на место рядового бойца Красной Армии. Это рабочий от станка или крестьянин от сохи. Кем в его понимании были мы, офицеры царской армии? Оплотом трона, крепостниками, угнетателями, кое-кто из нас не стеснялся называть солдат быдлом и соответственно к ним относился. Теперь нам самим предстоит доказать, что мы стали другими: защитниками трудового народа, братьями и старшими товарищами бойцов. И если боец Красной Армии увидит и убедится, что мы не считаем его рабом, уважаем его человеческое достоинство, если он убедится, что мы отдаем ему разумные приказы, основанные на глубоком знании военного дела, если мы не смотрим на солдата как на простое пушечное мясо, — он, этот боец, пойдет за нами в бой с верой в победу. Это произойдет не вдруг, не в одночасье, но произойдет неизбежно!

Он замолчал, увидев по лицу Строева, что его доводы оказывают на поручика благотворное воздействие.

— Я назначаю вас, поручик Строев, командиром полка!

— Благодарю вас, товарищ командующий! — пылко ответил ошеломленный столь высоким назначением Строев. — Но полк я вряд ли потяну…

Глаза Тухачевского озорно заблестели.

— А как же я! — воскликнул он. — Вы опасаетесь, что не потянете полк, а мне предстоит тянуть армию!

— Вы — другое дело, — возразил Строев. — Вы — командарм.

— Стал им не далее как три дня назад. Как и вы — я поручик. — Тухачевский решил ничего не скрывать от своих собеседников. — Но от меня требуют, чтобы я стал командармом, и я обязан потянуть армию.

— Я понял, товарищ командарм. Постараюсь оправдать ваше доверие. А не получится из меня командир полка — сам попрошусь понизить в должности.

— Получится! — убежденно воскликнул Тухачевский. — Придет время, мы еще услышим о командарме Строеве!

Строев расцвел, как мальчишка, получивший пятерку по трудному предмету: он был отчаянно честолюбив, и даже сама мысль о том, что он когда-нибудь станет командармом, пусть красным командармом, согрела его сердце и позвала к действию.

Комиссия по отбору мобилизованных офицеров завершила свою работу лишь близко к полуночи. Тухачевский спустился в вестибюль, когда к нему приблизился стройный брюнет с гордо посаженной головой. Пронзительно синие глаза его улыбчиво смотрели на Тухачевского.

— Товарищ командарм… — с необыкновенной задушевностью произнес он и, когда Тухачевский попристальнее всмотрелся в него, несколько смущенно добавил: — Здравствуйте, Михаил Николаевич…

Тухачевский остолбенело смотрел на человека, произносившего эти слова, и вдруг, ничего не говоря, стиснул его в объятиях, все еще не веря в неожиданную встречу, негромко, но радостно произнес:

— Вячеслав… Вересов… Но это же как в сказке! Не может быть!

— Михаил Николаевич… Товарищ командарм… — плотнее приникая к Тухачевскому, счастливым голосом произносил эти слова человек, которого Тухачевский назвал просто по имени.

— Какой я тебе Михаил Николаевич? Какой командарм? Как ты называл меня в гимназии?

— Мишей… А иной раз и просто Мишкой.

— Вот и сейчас перед тобой Миша. Тот самый. Понял? Откуда ты? Ты был в актовом зале?

— Был, конечно был. Я ведь офицер, и для меня приказ — закон. Тем более приказ Михаила Тухачевского.

— А почему же ты не подошел ко мне? Тебя не вызывали…