Звезда с неба - [9]
— Ты упёрся носом в траву! — закричал Такк. — Ты не видишь прекрасного! Ты не веришь в призывную силу стихов! Тебе бы только стричь овец, не видя ничего вокруг!
— Спокойно, — ответил Тикк, — ты же сам сейчас сказал, что намерен стричь Большую Медведицу. Интересно, что ты станешь делать с её шерстью?
— У неё нет шерсти!
— Тогда что же ты будешь стричь?
— Это говорится вообще! Чтобы показать величие человека!
— Мне кажется, это говорится для того, чтобы ничего не делать. Потому что стричь Большую Медведицу значительно легче, чем обыкновенную овцу. В первом случае достаточно болтать языком, а во втором — нужно уметь держать ножницы… И тот, кто не умеет или не хочет держать ножницы, кричит, что стрижёт не меньше чем Большую Медведицу… Всё, что делается для того, чтобы ничего не делать, — делается громогласно и напыщенно, чтобы поразить всех своим пустым тщеславием. Твои стихи нехороши…
— Я хотел тебе сделать приятное, — мягко говорит Такк.
Тикк возмущается:
— Как можно сделать человеку приятное, закрыв ему глаза на действительность? Как можно сделать человеку приятное, ослепив его благими пожеланиями?
Такк вскакивает с пепельницы и начинает бегать по столу, заламывая руки.
— Всякий раз устраивает истерику, — спокойно говорит Тикк.
— О я несчастный! — восклицает Такк. — Доколь эти муки! Доколь этот жуткий практицизм![3]
— Какой практицизм? — возмущается Тикк. — Это у меня-то практицизм?
— Да! Ты всё хочешь подчинить низменным интересам!
— Слушай, — разводит руками Тикк и обращается ко мне, — он сегодня какой-то сверхагрессивный. Когда-то люди призывали проклятья на головы врагов и думали, что от этих призывов враги погибнут…
— Ну и что? — восклицает Такк. — Им было приятно думать, что враги погибнут.
— А когда враги колотили их несмотря на проклятья — им тоже было приятно? Когда-то люди сжигали изображение врага и думали, что жгут оригинал.
— Ну и что? Они верили в свою силу!
— Мало верить в силу, надо развивать её! Не преувеличивать значение заклинаний, а изучать действительность! Большая Медведица! Млечный Путь! Слушай, он просто ошалел от риторики. Какая безвкусица. Он думает: если скажет про чёрное, что оно белое, так оно в действительности побелеет! Он думает, что, если красиво опишет жизнь, так жизнь станет красивее на самом деле! Не нуждается она в твоих росписях! Когда-то перед охотой отсталые предки начинали танцевать специальные победоносные танцы. В этих танцах изображалась охота. В центре круга танцор исполнял роль зверя. И «зверь» этот вёл себя так, как, видите ли, хотелось, чтоб вёл себя настоящий зверь на самом деле. Он должен был подставлять бока, попадать в ловушки и охотно лезть на рожон, не сопротивляясь. Эти танцы были расписаны до мельчайшего движения. Считалось, если танец исполнить по предписанию, охота будет удачной. Так вот, если какой-нибудь танцор-охотник ошибался, его без всяких разговоров убивали. Чтоб другой раз не ошибался. Как будто от ошибки в танце зависело что-нибудь в действительности! Танцевать было даже опаснее, чем охотиться. Вот какой свирепый идеализм развели на земле…
— Но обряды красивы, — заламывает руки Такк. — Они воспитывают в человеке веру в своё величие и возвышенные чувства!
— Привет! Млечный Путь! — кричит Тикк. — Большая Медведица! А что ты видишь в Млечном Пути? Возвышенные чувства? Ничего подобного! Ты хочешь собирать с него сливки! Не для того ли, чтобы употребить их в пищу? Ты думаешь, если громко крикнуть, так чувства сразу возвысятся? Я ещё не помню ничего такого, чего бы люди не старались приспособить к своим насущным интересам… Я ещё не помню…
Но тут я оставляю этих постоянных спорщиков заниматься друг другом, потому что они отвлекают меня от работы. И задача моя состоит вовсе не в том, чтобы записывать их споры. Я ведь пишу о людях обыкновенных, не величиною с окурок, а нашего с вами роста.
Тик-так, тик-так, тик-так…
Очень быстро летит время, когда оно становится прошлым.
Тик-так, тик-так…
Медленно преодолеваются заблуждения.
А кажется нам сегодня, что преодолевались они значительно быстрее, чем это было на самом деле…
ИЗГНАНИЕ ТРЁХ КИТОВ
Предрассудок и ересь. Замкнутый круг. Незадачливый ябеда. Семнадцать веков пути. Мысль трудно пощупать руками
Тикк и Такк сидят, повернувшись спинами друг к другу.
И Тикк бормочет стихи:
— Ты всегда так, — хмурится Такк. — Сначала наговоришь, а потом сожалеешь…
— Собственно говоря, — оживляется Тикк, — мы всегда в ссоре и всегда сожалеем об этом. Мы — единство противоположностей. Мы не можем примириться. В этом и заключается наша дружба… Это только им (он кивает на меня) хочется, чтобы всё шло по заведённому порядку. А так не бывает. Сегодня ты знаешь больше, чем знал вчера, и, может быть, завтра узнаешь еще больше, если тебе не помешает предрассудок…
— Как же он может мне помешать? — спрашиваю я.
— А так, как мешает вообще людям, — отвечает Тикк. — Послушай, какие стихи об этом написал твой замечательный товарищ, поэт Валентин Берестов:
Леонид Лиходеев широко известен как острый, наблюдательный писатель. Его фельетоны, напечатанные в «Правде», «Известиях», «Литературной газете», в журналах, издавались отдельными книгами. Он — автор романов «Я и мой автомобиль», «Четыре главы из жизни Марьи Николаевны», «Семь пятниц», а также книг «Боги, которые лепят горшки», «Цена умиления», «Искусство это искусство», «Местное время», «Тайна электричества» и др. В последнее время писатель работает над исторической темой.Его повесть «Сначала было слово» рассказывает о Петре Заичневском, который написал знаменитую прокламацию «Молодая Россия».
Леонид Израилевич Лиходеев (наст. фамилия Лидес) (Родился 14 апреля 1921, Юзовка, ныне Донецк, Украина — Умер 6 ноября 1994, Москва) — русский писатель.Учился в Одесском университете, летом 1941 невоеннообязанный Лиходеев добровольцем ушёл на фронт, где работал газетчиком. Работал в Краснодарской газете, затем, переехав в Москву, учился в Литературном институте им. А. М. Горького.Начал литературную работу в 1948, как поэт. Опубликовал сборники стихов «Покорение пустыни» (1953), «Своими глазами» (1955), «Открытое окно» (1957).С 1957 выступал с очерками и фельетонами (Поездка в Тофаларию, 1958; Волга впадает в Каспийское море, 1960; Местное время, 1963; Колесо над землей, 1971) и автор художественных повестей (История одной поездки, 1957; Я — парень сознательный, 1961), в которых уже проявился почерк будущего Лиходеева — острого полемиста и сатирика, главной мишенью которого становится мещанская психология, собственнические инстинкты, шаблонное мышление, ханжество, пошлость, демагогия, лицемерие и эстетическое убожество (Хищница, Духовная Сухаревка, Нравственность из-за угла, Овал, Флигель-аксельбант, Цена умиления, Винтики-шпунтики и др.
Опубликовано в журнале «Юность» № 10, 1963 Рисунки И. Оффенгендена.
Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».
Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».
В первые послевоенные годы на страницах многотиражных советскихизданий (от «Огонька» до альманахов изобразительного искусства)отчетливо проступил новый образ маскулинности, основанный наидеалах солдата и отца (фигуры, почти не встречавшейся в визуальнойкультуре СССР 1930‐х). Решающим фактором в формировании такогообраза стал катастрофический опыт Второй мировой войны. Гибель,физические и психологические травмы миллионов мужчин, их нехваткав послевоенное время хоть и затушевывались в соцреалистическойкультуре, были слишком велики и наглядны, чтобы их могла полностьюигнорировать официальная пропаганда.
Культуролог и музеолог Ксения Сурикова исследует феномен музея сквозь призму архитектуры и предлагает рассмотреть его в широком контексте культурных трансформаций, влиявших на роли и функции музея в обществе. Последовательно рассматривая особенности бытования музея в различные исторические периоды, автор показывает, как в зависимости от стратегий отношения к прошлому менялось восприятие музейного предмета и музейной функции, а следовательно, и выстраивалась или разрушалась типология музейного здания. Книга адресована архитекторам, художникам, культурологам, музеологам, а также представителям городских администраций и различных гражданских сообществ. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
В статье анализируется феномен коллективного сексуального насилия, ярко проявившийся за последние несколько лет в Германии в связи наплывом беженцев и мигрантов. В поисках объяснения этого феномена как экспорта гендеризованных форм насилия автор исследует его истоки в форме вторичного анализа данных мониторинга, отслеживая эскалацию и разрывы в практике применения сексуализированного насилия, сопряженного с политической борьбой во время двух египетских революций. Интерсекциональность гендера, этничности, социальных проблем и кризиса власти, рассмотренные в ряде исследований в режиме мониторинга, свидетельствуют о привнесении политических значений в сексуализированное насилие или об инструментализации сексуального насилия политическими силами в борьбе за власть.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.