— А потом за ним пошлет, — смеется Марья. — Он всегда так делает.
— Вот-вот. А поедем, Марьюшка, в царство Кощеево. Дом там у меня.
Вот ведь. Даже дом, оказывается, у Люта есть. Я сколько царю служил, в общей избе дружинной жил. Не сказать, чтоб плохо, да и не держало ничто, когда по дорогам мыкался, а все ж защемило сердце.
— С сестрой-то, с Еленой, смогу повидаться?
— Конечно. Авось, царь Гордей и подобреет, связи какие с Кощеем наладит — как никак, а уже две дочери будут жить-поживать в Кощеевой земле! И ты, Светояр, не откажи в милости — гостем в моем доме будь!
И Марьюшка кивает.
— Я б с удовольствием, — говорю, — только Ясногорку пора искать. Ты, Марья, не знаешь, кто б это сестру твою увести смог?
— Не знаю… Я ж ее не видела даже. Появилась, батюшка сказал, поздним вечером, не пойми откуда. Поговорили они о чем-то, а наутро Ясногорки в горнице, где спала, не оказалось.
Час от часу не легче. Прямо "пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что".
— А! След колдовской остался, — вспомнила Марья. — Видишь, Ясногорки поздновато спохватились — три раза будить приходили, голос отвечал — мол, сплю, устала сильно с дороги, позже выйду. Потом уж батюшка неладное заподозрил, дверь выломить приказал, а Ясногорки нет, только в углу плюнуто и тот плевок разговаривает Ясногоркиным голосом.
— Опять на колдуна какого-то нарвались, — вздыхаю я. — Так, кто у нас есть? Кощей отпадает, Баба-Яга, стало быть, тоже… Хотя их много, вдруг какая-то пакостить вздумала?..
— Еще Ворон Воронович есть! — подсказывает Лют. — И Финист Ясный Сокол. Эти могли прилететь-улететь, чтоб никто не заметил.
— Ага, — киваю, — а Ясногорку они в клюве утащили, не иначе! Хотя кто их знает, кудесников… Еще кто?
Призадумался Лют, головой качает:
— Не знаю, Яр… Вот Кощей может знать, он со всей этой братией лучше знаком.
— А сказать мне, Гордееву дружиннику, скажет?
— Если его делам не помешает, то скажет. Тем более, я сам спрашивать буду.
— Ты ж в ссоре с ним.
— Да наверняка ищет уже, — пожимает плечами Лют, — вон, как тебя царь Гордей… Так что придется тебе, Яр, все равно с нами ехать!
— А как сестру мою найдешь, — добавляет Марьюшка, — так пир свадебный устроим — хочу, чтоб вся семья была… Верно, Лют?
— Верно. Заодно батюшку твоего с Кощеем замирить может получится. А ты, Яр, дружкой на свадьбе сядешь! — Лют даже брови нахмурил — для убедительности. — И чтоб я никаких отказов…
— Да откажешься тут, как же… Ой, веди, Лютич, в царство Кощеево. А Ясногорку я найду, Марьюшка, ты не тревожься…
Хорошо на воле!
Солнце над головой сияет, неподалеку коровы пасутся, пастушок на свирели поигрывает, над лугом запах наиприятнейший летает, сон из последних сил цепляется… На траве девица спит. Ой, бойтесь, парни, таких девиц! С виду ничего себе, вполне обычная такая, а внутри — ведьма самая настоящая, из тех, что в лесах глухих живут и честный люд к ним с большой опаской обращается! И в случае с этой девицей слово «ведьма» значение имело в первую очередь прямое.
Поднялась девица, по сторонам посмотрела. Быстро ветры ее умчали, только на второй раз сил вряд ли хватит — тут все же ступа нужна, с метлой желательно. На крайний случай просто метла сойдет, но второй раз ветра призвать — нет уж, и так больше дня проспала, едва успела глаза от себя отвести — мало ли что, а так пастух ее утром даже не заметил, и все коровы стороной обходили.
А встала девица, потому как сквозь сон еще почувствовала, что земля-матушка дрожит. Пошла к дороге, встала на обочине, вдаль смотрит — а дрожь земли все сильней… То не топот войска, то не табун — то едет Микола-великан! Телега его скрипит, зерном отборным нагруженная, восемь коней ту телегу тянут, а колеса у нее едва ли не с жернов мельничий!
Но добр Микола, только раз выходил он с мечом на врага — много лет уже минуло, а все помнят за морем силушку его невиданную-неслыханную, не решаются на Русь нападать.
— Здрав буде, Микола Степаныч! — кричит девушка, рукой машет. Рада она, что его встретила, слов нет, ведь с детства, считай, помнит.
— И тебе здравствовать, Середа! — отвечает Микола, коней останавливая. — Куда путь держишь?
Я девицу ту Середой звали.
Не стала признаваться она, что проснулась только что, плечами пожала:
— А куда глаза глядят, Миколушка…
— Стало быть, могу и в гости к себе позвать? — подбоченился великан. — А то сколько раз к Яге хаживал, все про поле свое великое баял, а не показал ни разу.
Середа и рада — мигом на колесо запрыгнула, с него — в телегу.
— Вот и покажешь!
— А что, Середушка, — говорит Микола, коней подстегивая, — разве не отправила тебя бабка домой, в терем царский?
— Отправила, — хмуро отвечает Середа. — Я там уже была.
— Так значит, Ясногоркой Гордеевной тебя теперь называть?
А что вы хотели? И царевны ведьмами оказываются!
— Да ни за что!
— Поругалась? — понимающе кивает Микола.
— Микола! Ты не представляешь! — горячо начала Середа. — Меня родители сколько не видели? Восемь лет! И прихожу — что слышу?!
— Что? — усмехается в бороду Микола, ведьме разошедшейся подыгрывая.
— Замуж!!! Мне! Внучке Бабы-Яги! Ведьме!
— Ну, строго говоря, ты ей не внучка…
