Звезда и крест генерала Рохлина - [34]

Грозная энергичная военная система объяснялась со стороны Ермолова лишь крайней необходимостью и глубоким пониманием духа и характера народа, с которым ему приходилось иметь дело. Чеченцы, слишком далекие от гуманных воззрений европейских народов, умели ценить и уважать только физическую силу, гуманные действия с ними они неизбежно приписывали слабости, но зато прекрасно понимали строгие меры Ермолова.

После переселения на равнину беспрецедентный размах в Чечне получили набеги на соседей. Они приобрели вид ремесла. Общественное сознание чеченцев стремилось оправдать набеговую систему. Оно было в поисках того идеологического обоснования, в котором нуждаются более высокие, чем тейповая организация, формы социального бытия. Выбор был сделан в пользу ислама, поскольку там, где Евангелие велит прощать врагу своему, Коран позволяет воздать «око за око и зуб за зуб».

Воспоминания участников Кавказской войны

«Ниже по течению Терека живут чеченцы, самые злейшие из разбойников, нападающие на линию. Общество их весьма малолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно злодеи всех прочих народов, оставляющие землю свою по каким-либо преступлениям. Здесь находили они сообщников, тотчас готовых или отмщевать за них, или участвовать в разбоях, а они служили им верными проводниками в землях, чеченам не знакомых. Чечню можно справедливо назвать гнездом всех разбойников…»

«23-го числа, оставив все тягости в обозе при Алхан-Юрте, войска налегке прибыли в район селения Урус-Мартан. После сделанного мне отказа на повторенные несколько раз предложения дать аманатов нашел я жителей к обороне готовых и с ними соединившихся соседей. Построив батарею против селения, обратил я внимание их на оную, и в то же время с противоположной стороны батальон 41-го егерского, две роты Апшеронского полков и рота гренадерского Тифлисского полка бросились в деревню. Испуганный неприятель бежал стремительно, и даже в лесу не смел остановиться. Многие побросали ружья. Урон был довольно чувствительный. На звук орудий собирались окрестные жители, но казаки наши и чеченцы заняли дороги, и потому, пробираясь лесами, не успели они придти вовремя. Селение приказал я истребить, великолепные сады были вырублены до основания. Через реку Мартан сделана хорошая переправа и открыта широкая дорога. На обратном пути сожжены два селения Рошни. Многие другие приведены в покорность, и войска беспрепятственно через Алхан-Юрт возвратились в крепость Грозную 28-го числа. Войскам дано три дня для приготовления сухарей. Чеченская конница отпущена на праздник байрам. Она служила с отличным усердием, заглаживая вину свою, когда 26-го октября бежала, оставив наших казаков…»

«Житель гор, как раб традиций, горд, мстителен, коварен. Покорив две стихии — лес и горы, он вместе с тем, приобрел неограниченную власть над женщиной, — вот, может быть, причина его гордости. Сын свободы, он не терпел обиды, — вот источник мщения, которое под влиянием условных обстоятельств получало тот или другой характер. За оскорбление горец не только имел право, но даже обязан был мстить убийством, он шел к цели, не разбирая средств. Неумолимая жестокость в отмщении за обиду или смерть своего родственника, хотя бы и во время перестрелки с русскими, была даже в обычае. Жестокость этого обычая испытали наши пленные…»

В начале декабря 1994-го года Рохлина вызвали в Моздок. Добравшись до вокзала, где в вагоне размещался штаб министра обороны, он на входе предъявил охране свое удостоверение и сопровождаемый помощником зашел к Павлу Сергеевичу Грачеву. Министр был одет в камуфляж, из-под которого выглядывала все та же знакомая всем военным тельняшка. Выглядел Грачев озабоченным, но с Рохлиным поздоровался приветливо и пригласил к столу.

— Может, примешь с дороги? — спросил он и, не дожидаясь ответа, достал бутылку водки, налил в стаканы.

Рохлин удивился этому жесту министра. Но потом подумал, что Грачев, в отличие от других, не стал московским чинушей, а наоборот, этим жестом как бы подчеркивал: здесь, на Северном Кавказе, для него все равны, и он сам такой же военный генерал, которого отправили выполнять непростое задание.

— Лев Яковлевич, мне доложили, что ты отправил на Кизляр восемнадцать эшелонов и четыре транспорта с техникой и боеприпасами. Ты что, весь корпус взял с собой? — спросил Павел Сергеевич.

— Да, — ответил Рохлин.

— С кем же ты, Лев, собираешься воевать? Я все просчитал: ситуация полностью под контролем, никаких проблем с взятием Грозного не будет. Дудаев блефует, у него нет сил. Если надо — я возьму Грозный за два часа одним парашютно-десантным полком.

— Павел Сергеевич, вы же знаете, как было в Афганистане.

— Тогда было другое дело. А здесь мы все-таки по-прежнему единый советский народ.

— А если придется воевать? — спросил Рохлин.

— Посмотрим. При движении на Грозный населенные пункты не обходить. Пусть люди видят, какая сила прет, и что мы идем с мирными целями. А Дудаева мы заставим считаться с российской Конституцией и с российским президентом. Я предлагал Грозный не штурмовать, а выдавливать их в горы. Сейчас зима, там — снег, мороз. Долго бы они не продержались. Но президент поставил задачу как можно быстрее взять Грозный. Международная обстановка, видите ли, не позволяет. Так что цель определена, задачи уяснены, будем действовать.