Звезда доброй надежды - [87]
— Значит, нас объявили убитыми! — проговорил он тихо, словно для себя. — Мертвыми…
— В какой-то степени! — с содроганием согласился Ботез. — Всему был придан героический лоск. Я бы не хотел, чтобы это было для вас большой неожиданностью, но лично вам были возданы все почести. Вас возвели в генералы армии, вас наградили орденом «Михая Храброго» и Железным крестом с дубовыми листьями, ваше имя…
Генерал резко поднялся со стула и коротким жестом прервал разговор.
— В самом деле впечатляюще! — произнес он, качая головой. — Впечатляюще и позорно!..
Настойчивость, с которой генерал думал о том, каким — мертвым или живым — он будет в сознании своего ребенка, начинала раздражать Голеску. Лишенный отцовского инстинкта, будучи одиноким на всем свете, он не мог понимать глубину чувства Кондейеску. Однако, ухватив эту деталь — отношение отца к дочери, он понял, что это могло бы стать последним и уничтожающим аргументом в обезвреживании Кондейеску. В подходящий момент полковник решил, что миссия Ботеза окончена и все следует взять в свои руки.
Голеску сидел, поставив палку между коленями. Подбородок его упирался в набалдашник. Он пристально смотрел на расстроенного человека, который неподвижно стоял посреди комнаты.
— На вашем месте я чувствовал бы себя польщенным, господин генерал, — произнес он неторопливо, не форсируя ход беседы. — И тем более польщенным, что…
На губах генерала появилась горькая усмешка.
— Я не заслуживаю ни одной из этих посмертных наград, не правда ли?
— Мне не хотелось бы произносить эти слова…
— Таким образом, господин полковник, вы меня позвали сюда, чтобы поставить перед неразрешимой дилеммой, перед великими противоречиями истории. Как можно, думаете вы, чтобы именно я предал страну, присоединившись к антифашистскому движению, когда та страна, которую я собираюсь предавать, в мое отсутствие покрыла меня нетленной славой? Не так ли?
— Да! Чин, награды, титул героя, слава. — Голеску медленно поднял голову и, выделяя каждое слово, многозначительно продолжал: — Особенно то, что в Румынии у вас ребенок, который носит вашу фамилию.
Эффект, на который так рассчитывал Голеску, оказался незначительным. Генерал уходил, тяжело передвигая ноги, словно все время спотыкаясь обо что-то. С невероятной горечью он произнес, приостановившись:
— Э, дорогой мой! Говорят, горбатого только могила исправит.
Голеску весело улыбнулся:
— Оставим грядущему поколению судить, кто из нас двоих был горбатым.
Генерал повернулся, словно от удара бича, и мрачно взглянул на Голеску:
— Если это поколение не будет напичкано, как это было до сих пор, фальшивыми иллюзиями…
— Эти иллюзии, господин генерал, будут поддерживать человечество самое малое тысячу лет.
— Цитата из Гитлера, господин полковник! Даже теперь вы не смогли приобрести собственных идей!
— Мои идеи вас никогда не убеждали.
— А почему вы решили, что меня убедят идеи Гитлера?
— Потому что в этот час на вашем письменном столе в Румынии лежит декрет, подписанный Гитлером, который обязывает вас сохранять минимум здравого смысла.
— Я его предал в излучине Дона, а он меня награждает. В этом вы видите здравый смысл?
— Допустим!
— Не принимая во внимание, что фактически награды были даны для успокоения толпы?
— Не имеет значения!
— В самом деле, непостижимо! Меня теперь должны были бы денно и нощно мучить самые страшные угрызения совести. К счастью, господин полковник, я еще в своем уме и отдаю себе отчет, где кончается здравый смысл и где начинается маскарад. Несколько десятков тысяч убитых только в излучине Дона, восемьдесят тысяч пленных на том же участке фронта — и единственная награда… Какая глупость! Гордость живых или гордость погибших, гордость личная или гордость членов семьи, гордость индивидуальная или гордость национальная ублаготворены железками! И вы думаете, что именно я буду польщен этими титулами, запачканными кровью тысяч людей, не понимая того, что этим самым я предаю самого себя и убитых?
В Голеску давно клокотала злость, и только из ощущения того, что она ему приятна, он продолжал сидеть на скамейке как пригвожденный. Но при последних словах генерала он угрожающе поднялся:
— Довольно, господин генерал! Уже поздно, а мы еще не выяснили главного.
— Да, да! — коротко произнес генерал, удивленный тем, что Голеску не понял его. — Вы, господин полковник, всегда подавляли меня своим цинизмом… — Он повернулся к нему спиной и уже другим тоном обратился к Ботезу: — Извините меня, дорогой, если я попрошу у вас уточнить одну-единственную вещь.
Верный воинской дисциплине и огорченный всем случившимся, свидетелем которого ему пришлось быть, майор Ботез принял, сидя на скамейке, почтительную позу, отвечающую уставным требованиям:
— Прошу вас, господин генерал!
— Я надеюсь, что ваши объяснения укрепят во мне еще большую убежденность в том деле, которое я решил совершить завтра вечером.
Тяжелые шаги Голеску, сопровождаемые ударами палки о каменный пол, послышались за спиной генерала. И на этот раз шипящий голос полковника прозвучал прямо у затылка:
— Значит, но думаете отказываться?
— А вы, — тут же откликнулся Кондейеску, не поворачиваясь, — вы вообразили, что я в состоянии отказаться?
Повесть об одном из замечательных героев болгарского народа, коммунисте-разведчике Александре Пееве, отдавшем свою жизнь в борьбе за правое дело разгрома фашизма. Деятельность Пеева и его товарищей в период второй мировой войны снискала в Болгарии всенародное уважение. Имена Пеева — «Боевого» и его соратников, оказавших большую помощь Советской Армии, окружены ореолом неувядаемой славы. Советское и болгарское правительства удостоили погибших и оставшихся в живых героев высокими наградами. Александр Пеев посмертно награжден орденом Ленина. Повесть представляет интерес для широкого круга читателей.
Повесть о героической борьбе партизан и подпольщиков Брянщины против гитлеровских оккупантов в пору Великой Отечественной войны. В книге использованы воспоминания партизан и подпольщиков.Для массового читателя.
В повести рассказывается о реальных событиях, происходивших в Белоруссии в годы гражданской войны. Где она, Рудобельская республика? Ни на картах, ни в учебниках ее не найдешь. И все же она не только была, но и активно боролась за право «людьми зваться», за светлое будущее человека. Годы этой борьбы вошли в историю Советской Белоруссии страницей героической и своеобразной: в Рудобелке не опускалось красное знамя, поднятое над ревкомом в ноябре 1917 года, — ни белогвардейцев, ни оккупантов сюда не пустили.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В романе известной писательницы из ГДР рассказывается о заключительном периоде второй мировой войны, когда Советская Армия уже освободила Польшу и вступила на территорию гитлеровской Германии. В книге хорошо показано боевое содружество советских воинов, польских партизан и немецких патриотов-антифашистов. Роман пронизан идеями пролетарского интернационализма. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Вадим Михайлович Белов (1890–1930-e), подпоручик царской армии, сотрудник журналов «Нива», «Солнце России», газет «Биржевые ведомости», «Рижский курьер» и др. изданий, автор книг «Лицо войны. Записки офицера» (1915), «Кровью и железом: Впечатления офицера-участника» (1915) и «Разумейте языцы» (1916).