Звезда для Наполеона - [162]

Внезапно он открыл лицо и устремил на Марианну взгляд мокрых от слез глаз.

– По крайней мере, это правда, что вы любите его? Это не очередная ложь?

– Это действительно правда, клянусь памятью моей матери, и также правда, что мы с вами почти одинаково несчастны, так что вы будете не правы, если позавидуете мне. Я боюсь, что скоро потеряю право любить его. Поэтому я хочу, чтобы отныне мы стали друзьями: вы и я.

Поднявшись на постели, Жан сел и, взяв за руки Марианну, заставил ее придвинуться к нему. Он грустно улыбнулся, и от его гнева не осталось и следа.

– Друзьями? Вы меня жалеете, не так ли?

– Нет. Это не жалость. Это другое чувство, более глубокое и более теплое. С тех пор как мы расстались, я встречала много людей, но никто не вызывал у меня желания добиться его дружбы. Вы – да!.. Я… я думаю, что привязалась к вам.

– Несмотря на… все, что произошло между нами?

Марианна не успела ответить. Резкий голос, исходивший, казалось, из-за занавесей, буквально оглушил ее:

– Я хотел бы знать, что же произошло между вами?

Увидев появившегося Наполеона, Жан Ледрю вскрикнул от ужаса, но, странное дело, Марианна не проявила ни малейшего волнения. Быстро встав, она поправила на груди шаль и скрестила руки.

– Сир, – отважно заявила она, – я уже по горькому опыту неоднократно убеждалась, что никогда не бывает хорошо, если перехватишь чей-нибудь разговор, ибо отдельные фразы искажают подлинный смысл.

– Черт возьми, мадам, – загремел Император, – вы обвиняете меня в подслушивании под дверью?

Она улыбнулась и сделала реверанс. Собственно, дело обстояло именно так, но надо было его успокоить, чтобы предотвратить взрыв, от которого мог пострадать раненый.

– Никоим образом, сир. Я только хотела дать понять, Ваше Величество, что, если Ваше Величество пожелает узнать более подробно о моих прошлых взаимоотношениях с Жаном Ледрю, я буду счастлива изложить все сама… немного позже. Было бы жестоко допрашивать человека, так преданного своему Императору, прошедшего через такие испытания. Я не могу поверить, что Император пришел сюда сам только ради этого.

– Конечно, нет! Просто мне надо задать этому человеку несколько вопросов…

Тон его был недовольный и не оставил сомнений в его намерении.

Марианна почтительно склонилась в глубоком реверансе, затем подарила улыбку Жану Ледрю, сопроводив ее дружеским «До скорого свидания», и покинула комнату.

Вернувшись к себе, она не имела много времени, чтобы приготовиться к защите от предстоящего нападения. На этот раз ей не избежать строгого допроса. Придется рассказать все, кроме, конечно, происшествия в риге, в котором никакая человеческая сила не заставит ее признаться. Не из страха за себя – сама она достаточно страдала от ревности, чтобы поддаться искушению честно сказать Наполеону, что Жан Ледрю был ее первым любовником. Но если она пробудит императорскую ревность, недовольство обрушится не только на нее, и бедный Ледрю ощутит на себе все последствия этого. Ничего, впрочем, не обязывало ее упоминать о чувствительном эпизоде, о котором ей так хотелось забыть. Достаточно будет… но уже вошел Император, и размышления Марианны были прерваны.

С подозрением поглядывая на нее, Наполеон стал нервно вышагивать по комнате, заложив руки за спину. Стараясь сохранить спокойствие, Марианна присела на кушетку у камина и стала ждать, разглаживая складки на платье. Главное – не проявить беспокойства! Не показать, что ее охватывает противный страх и то ощущение дурноты, которое всегда вызывал в ней его гнев!.. Вот он остановился и сейчас строго задаст первый вопрос.

У Марианны едва хватило времени собраться с мыслями, когда Наполеон повелительным тоном заявил:

– Я думаю, что теперь вы готовы объясниться?

Официальное «вы» кольнуло в сердце Марианну. На обращенном к ней мраморном лице не было и следа любви… как, впрочем, и гнева, что больше всего тревожило. Но ей все же удалось нежно улыбнуться.

– По-моему, я уже говорила Императору, при каких обстоятельствах я встретилась с Жаном Ледрю?

– Верно, но ваши сообщения не проливают свет на события более захватывающие, которые… имели место между вами. Так вот, именно это меня интересует.

– Право, это не стоит времени, потраченного на рассказ. Грустная история, история юноши, при обстоятельствах трагических и чрезвычайных полюбившего девушку, не ответившую ему взаимностью. С досады, без сомнения, он поверил клевете, представлявшей ту, кого он любил, непримиримым врагом его родины и всего, что было ему дорого. Озлобление его дошло до такой степени, что однажды вечером он донес на нее в полицию, как на агента принцев, пробравшуюся тайком эмигрантку… Вот более-менее все, что произошло между Жаном Ледрю и мною.

– Я не люблю более-менее! Что было еще?

– Ничего, если не считать того, что он сменил любовь на ненависть, потому что Сюркуф, человек, восхищавший его больше всех после вас, выгнал его из-за этого доноса. И тогда он вступил в армию, уехал в Испанию и… дальнейшее Ваше Величество знает.

Наполеон хохотнул и машинально продолжил свою прогулку, но уже в более спокойном темпе.

– История, в которую трудно поверить, если судить по тому, что я видел! Если бы я не вошел, клянусь, он обнял бы вас. Интересно, какую бы басню вы тогда сочинили для меня.