Звезда Альтаир - [19]

Когда Георгий Алексеевич стал взрослым, уже сошли в могилу Буташевич-Петрашевский и все его приверженцы, томился в тюрьме Чернышевский. Здесь, на дальней окраине России, куда ссылали политических преступников, Георгий Алексеевич жил добровольно. При этом он держался несколько фрондерски, бравируя знакомствами и дружбой с изгнанниками России — ссыльными, крамольными людьми.

Медленно, ох, медленно продвигался по службе Георгий Алексеевич! Приходилось прилагать много ума и знаний, такта и терпения, чтобы оградить от врагов внутренних и внешних далекий край.

Вот и теперь Георгий Алексеевич ехал в экспедицию, которая предполагала исследовать дело о зарвавшихся сыновьях так называемой Алайской царицы — Курбанджан Датхо, обитавших на Алае.

Ехали в большом обществе. Накануне отъезда Вяткин выбрался, наконец, посмотреть место своей прежней работы — русско-туземную школу. Его встретили как родного, повели по классам, представили ему новых, наиболее отличившихся учеников, новых учителей. В одном из старших классов ему показали красавца-мальчика и назвали внуком Алайской царицы — Датхо. Мальчика звали Джемшидбек.

Джемшидбек превосходно владел восточными языками и недурно знал русский. Ему, как никому другому из всей семьи, передались по наследству миловидность и очарование Курбанджан Датхо, а также ее склонность к словесным искусствам: всем была известна способность ее произносить красивые речи, полные ума и дипломатических оборотов. Джемшид тоже любил литературу и собирал киргизские сказания, предания о героях своего народа, эпические поэмы, песни, поговорки. Для своих четырнадцати лет он был смышлен, развит и начитан.

К Абу-Саиду он с первой же встречи почувствовал неизъяснимую нежность. Он просил показать ему все калямы и сияхдоны — чернильницы, вернее, тушечницы. Он тихонько шептал знаменитому катыбу, что его бабка Курбанджан большая ценительница и почитательница искусств, что в ее ставке постоянно трудятся резчики по дереву, мастерицы делать узорные кошмы, ткать ковры и тесьмы, вышивать бархатными аппликациями по белому войлоку, и вообще там, за гребнями высоких гор, — удивительный край, полный свободы, песен, тонких знатоков национального киргизского творчества.

И вот в покойной и удобной коляске полковника Арендаренко едут Абу-Саид Магзум, Джемшид и ординарец полковника, который с превеликой бережностью везет на коленях физические инструменты для метеорологов поста Иркештам: ящик с нежными анероидами, высотомерами, термометрами, компасами — словом, со всем имуществом, назначение которого не каждому ясно, но уважение к которому у простого человека безгранично. Впереди коляски, на добрых лошадях, — Вяткин, Арендаренко и пятеро таможенников.

Дорога довольно широка и благоустроена. Мосты прочные, снабжены добрыми въездами, карнизы на скалах — овринги — укреплены толстыми балками, над осыпающимися участками пути сооружены дощатые козырьки. Снег уже стаял, по обочинам цветут крокусы; сизые ковры дымянок устилают склоны придорожных откосов. Но вода в реках еще не спала, с гор низвергаются мутные ручьи. Термометр в ящике у ординарца показывает двенадцать градусов.

Отряд в хорошем настроении спустился с перевала в долину реки Чигирчик, заросшую боярышником, арчой, диким виноградом, ивняком, барбарисом и миндалем в цвету. Здесь, неподалеку от перевала, находилось укрепление Гульча, расположенное в центре большого аула, среди пашен и садов, окруженных с трех сторон высокими скалами. Четырехугольник этого форта, с двумя бастионами и башнями по углам, стережет долину и вход в ущелье Чигирчик. Линейная рота вполне обеспечивает относительный покой этого участка границы. Относительный потому, что в последнее время из-за рубежа все чаще и чаще стали провозить в Туркестан контрабанду. Таможенные отряды патрулировали все дороги, но мало-мальски доступные проходы не носили следов нарушителей. По сообщениям, однако, было известно, что контрабанда имеет прямую связь с разогнанными сановниками кокандского хана Худояра. Но кто доставляет им опий, все никак не могли найти. Потребовалось вмешательство острого ума Георгия Алексеевича Арендаренко.

Приехав в Гульчу, он немедленно, несмотря на усталость, уединился с начальником гульчинского отряда и над подробными кроками местности провел с ним чуть ли не всю ночь.

Арендаренко собирался остаться в Гульче до выяснения дела. Но наутро простившийся было с полковником Вяткин опять увидел на коне закутанного в бурку полковника, молодцеватого и бодрого. На этих перевалах Арендаренко бывал не раз и не два. По дороге он охотно давал объяснения.

За Кызыл-Курганом, в ущелье, стиснутом скалами, где бурно мчится речонка Янги-арык, путешественникам попалось множество каменных сооружений и завалов. Василий Лаврентьевич уже хотел было нанести их себе на карту, но Арендаренко усмехнулся в рыжие усы:

— Это не крепость Зулькарнайна, Василий Лаврентьевич, это нечто почти современное нам. Это — крепость сына Алайской царицы, знаменитого Абдуллабека. Того самого, который был разбит Скобелевым, Ионовым, Витгенштейном. Именно здесь они его… — Он хлопнул в ладоши.