Звезда Альтаир - [21]
— В этом, видно, есть какой-то резон, — заметила она, — ведь они, эти арабы, — мусульмане?
— Мусульмане.
— Значит, их женщины ходят под покрывалом, и для красоты лицо в синий цвет красить им нет причины: красота-то их все равно никому не видна. Ах, это так бесчеловечно прятать от людей красоту.
— Почему же от всех людей прятать? И муж ее и близкие эту красоту видят. Вот и вас муж скоро, погодите, запрет подальше от чужих, и никто не увидит больше вашего прекрасного лица.
Лиза не обратила внимания на комплимент; как видно, в этом разговоре ее занимала другая сторона.
— Я замуж никогда не пойду. Я должна работать и содержать семью.
— Отчего же? Это детские рассуждения. Вы же не феминистка?
— И это говорите вы? Вы? Неженатый человек?
Арендаренко смутился открытостью, с которой Лиза говорила о таких вещах, как его холостое положение. Он вообще никогда не встречал барышни, с которой бы можно было говорить об этом, не рискуя быть немедленно ожененным.
— Я не смогу выйти замуж и еще по одной причине.
— Какой же?
— Я не смогу полюбить человека обычного. Мне нужен такой человек, который бы целиком посвятил себя какому-нибудь одному большому делу. И не просто прилежному человеку, а одержимому, увлеченному целиком своей работой. А ведь такой на меня не посмотрит. Он уже увлечен.
— Словом, вас может интересовать только цельный человек? Так?
— Да.
Георгий Алексеевич громко захохотал:
— С таким человеком, дорогая Елизавета Афанасьевна, я вас как-нибудь познакомлю. Он так пристально изучает Туркестанский край, что не стрижет волос, не бреется и носит вместо вицмундира ватный узбекский халат, а вместо европейских книг читает самозабвенно мусульманские архивные документы. Я думаю, он может составить ваш идеал, и вы от знакомства с ним получите большое удовольствие. — И он опять громко засмеялся.
Под смех полковника в комнату вошли Назимов с женой, которая встревоженно посмотрела на сестру.
Глава VI
Козья тропка вилась по крутому склону и казалась пунктиром. Петляя, она уходила под самое небо к исчезала, скрываясь в ватных обрывках ползущих по самому перевалу облаков.
Привал кончался. Отряд, отдохнув, двинулся дальше по ущелью, оно становилось все шире и шире. Однообразие черных мрачных круч стало смягчаться проталинами альпийских лугов и рощами ореховых деревьев, стали попадаться березы, черный тополь. На ветвях деревьев с едва распустившейся листвою качались похожие на варежки пушистые гнезда ремеза-ткачика. Птичьи голоса эхом отдавались в ущелье, сливаясь с рокотом ручьев и водопадов. Заросшие гусиным луком и белыми крокусами полянки казались голубыми — это понизу шли грозовые тучи. Горы четко рисовались на фоне заката в свете всходящей с востока полной луны.
В Суфи-Кургане отряд разделился. Внук Алайской царицы Джемшидбек, его отец Карабек, дядя его Хасанбек и несколько киргизов из их свиты решили ехать на Алай, в ставку Датхо, кратчайшей дорогой по урочищам Кызыл-Арт и Ольгин Луг, названный так в честь Ольги Александровны Федченко. Путь их шел через перевал Талдык.
Василия Лаврентьевича сильно беспокоило состояние Абу-Саида: как-то больной перенесет перевалы. Но, как это ни странно, трудный путь для Абу-Саида не был тягостным. По утрам и вечерам температура у него была нормальной. Только душевное состояние казалось угнетенным. Он отрешенными глазами глядел на феерические картины грандиозных гор, они в нем не вызывали никаких эмоций.
При слиянии речек Талдык и Тирек, образующих Гульчу, дорога раздвоилась и развела всадников в разные стороны. Вяткин и Арендаренко взяли на восток и вступили в ущелье бурного Тирека. К концу дня путники оказались возле развалин старого кишлака, строения которого носили название Уйташ и расползались серым заброшенным городищем у подножья перевала Тирек-Даван. Только в двух крайних кибитках были признаки обитания: из труб тянулся дымок.
Арендаренко стал поспешно сгружать с лошадей хурджуны, взвалил их себе на плечо и смело пошел к жилью. Вяткин отправился за ним.
— А! И вы со мною? Сейчас увидите первого мужа вашей знакомой Курбанджан Датхо. Доложу вам, — оригинал! Играет на домбре и поет сказания о киргизских племенах.
— Это называется ойланачи?
— Вот именно. Так вот, когда он женился на просватанной за него по обычаю девушке, этой Курбанджан, то прямо спросил, любит ли она его. И, выяснив, что не любит, оставил в доме ее отца, сказав, что будет ждать, когда полюбит. Так вот это все у них и получилось.
Знакомец Георгия Алексеевича Сад Яров, как оказалось, умер года два тому назад, а в доме зимовала семья его сына Абая. Семья второго сына Зульфикара жила по соседству. Весной они оставляли свою зимовку и откочевывали в горы. Но не в сторону Алая, а в противоположную, к Кашгарским пределам. К алайцам род юваш питал неприязнь и считал этих людей плохими, вероломными. Абай жаловался на непомерные налоги, которыми его и семью его брата облагали волостные управители из семьи Датхо; незаконные поборы, как он говорил, вконец разоряли ювашей.
Арендаренко методически записывал сетования Абая в тетрадь, уточнял и переспрашивал имена, владея довольно сносно киргизским языком и смело объясняясь на простонародном наречии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга написана директором музея Винченцо Беллини в городе Катания — Франческо Пастурой, ученым, досконально изучившим творчество великого композитора, влюбленным в его музыку. Автор тонко раскрывает гениальную одаренность Беллини, завоевавшего мировую славу своими операми: «Сомнамбула», «Норма». «Пуритане», которые и по сей день остаются вершинами оперного искусства.
Самый полный на сегодняшний день свод воспоминаний о Шаламове его современников, существующий в бумажном или электронном виде. Все материалы имеют отсылки к источнику, т.е. первоначальной бумажной и/или сетевой публикации.
Нацистский лагерь уничтожения Собибор… Более 250 тыс. евреев уничтожены за 1,5 года… 14 октября 1943 г. здесь произошло единственное успешное восстание в лагерях смерти, которое возглавил советский командир Александр Печерский. Впервые публикуются последняя и наиболее полная версия его мемуаров, воспоминания многих соратников по борьбе и свидетельства «с другой стороны»: тех, кто принимал участие в убийстве невинных людей. Исследования российских и зарубежных авторов дают общий контекст, проливая свет на ряд малоизвестных страниц истории Холокоста.
Герои этой книги – потомки нацистских преступников. За три года журналист Татьяна Фрейденссон исколесила почти полмира – Германия, Швейцария, Дания, США, Южная Америка. Их надо было не только найти, их надо было уговорить рассказать о своих печально известных предках, собственной жизни и тяжком грузе наследия – грузе, с которым, многие из них не могут примириться и по сей день. В этой книге – не просто удивительные откровения родственников Геринга, Гиммлера, Шпеера, Хёсса, Роммеля и других – в домашних интерьерах и без цензуры.
«В книге воспоминаний Фёдора Трофимова „Мой век“ — панорама событий в стране и Карелии за последние восемьдесят лет. Автор книги — журналист с полувековым стажем работы в газете, известный писатель. Прошлое и настоящее тесно связано в его воспоминаниях через судьбы людей.».