Звезда Аделаида - 2 - [71]

- А я… Я, благородный воитель, пришёл нижайше попросить у тебя пол-рога жгучей воды. Для снятия злого похмелья, кое внезапно овладело мною от усталости и неуёмности желания моего изнасиловать кого-то.

- Да бери - у меня всё равно почти полная корчага. Я лишь выпил малость, так ты проходи, проходи, красавчик.

От последних слов Верокция Квотриус нащупал на поясе пуго, а в ножнах - гладиус, коими он вооружился прежде, чем идти к странному Формеусу, этому известному теперь уже двум легионам импотенту, но смело шагнул внуть шатра и…

Тут же оказался в грубых, тяжёлых объятиях сейчас же вскочившего, премного озабоченного, взъярённого Формеуса Верокция, обкуреннного какими-то диковинными травами, но среди их букета не выделялся, судя по аромату, проклятая травка анорбис.

- Ну теперича никуда ты не уйдёшь, пока я не долбану тебя несколько разиков. Я да-а-вно глаз на тебя положил, мой сладенький. У меня только на тебя хуй встаёт, а на полонённых баб или мальчишек Теперь нужно было идти выпрашивать у кого-нибудь, а солдат, и трижды Разбожественного Кесаря, в этом он превозмог себя - думать... так об Аугустусе - прозорливый молодой человек справедливо опасался. Поэтому… пошёл на поклон к известному пианице и, по совместительству, врачевателю ран Формеусу Верокцию, сам притворившись чрезмерно, нестерпимо, необычайно больным головою.

Верокций употреблял. Из большого, явно привозного, дорогого рога со всевозможными инкрустациями и насечкой, которую не умели, не научились этому тонкому искусству, известному только в Риме, делать ни колоны, ни рабы на Альбионе.

- Я расскажу всё высокорожденному отцу своему, к тому же нашему с тобою военачальнику. Не думаю, что он будет рад поведению твоему таковому. Пусти же, сказал, пусти, противный, не время сейчас! После приду я к тебе, дай же мне только опохмелиться!

Хватка слегка ослабла, и Квотриус спокойно высвободился из мерзких объятий низкого плебея, коему и солгать можно, всё равно, как моргнуть, и с достоинством, словно и не было ничего меж ними ничего похабного, мгновения спустя, набрал полный, вместо обещанной половины, рог жгучей воды и покинул столь негостеприимный шатёр. Взял больше, как плату за то, что Формеус облапал его, Квотриуса, с грязнейшими целями, какие только можно выдумать по отношению к сыну, хоть и незаконному, полководца.

А Северус продолжал то ли бредить, то ли жаловаться по-английски:

- Мало того, скажу тебе, Рем, скольких я порезал, скольких укокошил за всё время пребывания здесь, что…

Можно сравнить только… ох, тяжело говорить, башка-то так и трещит…

Только с теми, кого Лорд потравил моими ядами злоебучими, свренными в котелке и опробованными на себе.

А как же яды не опробовать, тогда… Ах, ты о другом, о том, что я вообще яды варил в котелке своём ла-ро-ба-тор-ном…

А ты, что, не знал, что я - ядрёный убивец? Что? И вправду не знал такого за мною? А зря... Ну, в смысле, да в прямом смысле. В самом, что ни на есть прямом, прямее, блядская сила, не бывает.

Ты думал, я Волдеморту цветочки для букетиков собирал, что ли?.. Ну, собирал ингиденты для всё тех же зелий.

Не-э-т, убивцем я был, да каким!

Но!

Яды я в рты жертв пыток не вливал, это обычно делал безотказный Руди… Ну, Рудольфус ЛеСтранж, муж этой помешанной… Бэллы, Бэллатрикс… Я же ранил её в Битве за Хогвартс… А миссис Молли Уизли добила гадину… Но и сама пала в поединке… Жаль мне её, хоть и не по-людски жило их семейство.

Что?.. Ты знаешь это?..

Ах, да, прости, ты же сам с нами был, а не скотч свой пил. Я - человек простой и гоорю стихами - ик!

Да чего-то ик! - икота разобрала… Похмелиться бы надо, Рем, гоорю ж теэ… Похмелиться, душа аж горит. Или Антипохмель… Нет, не хочу его! А хочу быть вечно молодым, вечно пьяным!..

- О, Квотриус, мой миленький дружок, прелестный пастушок…

И-ик! - извини, что-то совсем мне худо. Ведь так мало выпил я сей браги, а замутила мне она голову так, что и передать не сумею - слов не найдётся в человеческом языке, хоть в латыни, хоть в англском…

Северус пригубил из кубка и поморщился - ну и «дивный» же аромат у этой, с какой-то примесью, сивухи! Но по крайней мере, это не анг`бысх`, точно. Интересно, для каких «чудес» предназначалась х`васынскх` эта «ароматическая добавка». Снейп надеялся, что не для ярости лютой.

Да нет, наверное, для удовольствия. Вот только… в чём заключается для х`васынскх` это удовольствие? Вот Северус и решил проверить. Как всегда, на себе единственном, по-прежнему, нелюбимом.

- Но говорил же ты на языке родном, мне неведомом, и предолго. Два слова лишь разобрать я сумел, кое повторял ты часто - «Гэм» и «Факин», причём последняя буква произносится как-то в нос, словно бы у тебя, о Северус, случился - не дозвольте сего милостивые боги! - насморк сильнейший.

Пока Квотриус, как всегда, неторопливо, говорил, Снейпу значительно так себе полегчало, даже, можно сказать, облегчилась душа его,доселе весьма и весьма неспокойная, будучая в смятении истинном.

- О, радость души моей, о, светоч разума моего, прояснившегося к жизни, о, лампада, освещающая душу мою, готовую жить дале, о, источник, наполняющий сердце моё, дабы могло оно подпитываться из него и пульсировать, о Квотриус мой, всё сие есть ты один.! Так говорил я не с тобою, а с далёким другом моим! Ремус зовут его. А «факин`" сие есть ругательство грязное на языке моём, лишь пьяным плебсом в драках и скандалах употребляемое, и ежели употреблял его я, то, значит, был и действительно пьян, без прикрас и преувеличений.