Звериное царство - [99]
Ночь бледнеет, рассвет озаряет поля, хряк прячется в роще английских дубов и принимается копать перегной и землю между корнями, чтобы обустроить лежку, ищет под поваленными стволами съедобные коренья и утоляет голод. Зверь никогда не «вил гнезда» в тесном пространстве загона, а теперь сгребает опавшую листву и сухой мох, гибкие ветки, старую рубашку, тысячу лет назад забытую под деревом каким-то пьянчугой. Собрав все найденное в вырытой яме, он укладывается на дно и отдыхает в расслабляющем полумраке, прислушиваясь к лесным шорохам, писку каменной куницы и уханью лесной совы.
Вскоре усталость берет над ним верх, атавистическая память посылает ему картины равнин, заросших папоротниками, лежек в исторических лесах, непокорных рек с вкусной водой. Он бегает со стаей волков и вдруг слышит – во сне? наяву? – голоса людей. Они кричат, бьют Зверя по рылу, бокам, крупу, выкручивают ему уши. Их руки насыпают еду в кормушку, наливают воду, ведут к самке, хватают за член, направляют. Последним видением становятся овалы человечьих лиц – они днем и ночью склоняются над ним через загородку и решают вопросы жизни и смерти.
Зверь питается кореньями, ягодами, улитками, орехами и каштанами, иногда ему везет – удается разжиться недоеденной добычей лисицы. Он щиплет молодую нежную траву и рыжую люцерну, прокладывает тропы в подлеске. С наступлением зимы у него начинает отрастать щетина. Клыки загибаются и поднимают верхнюю губу.
Однажды, на излете вечера, Зверь слышит лай и выбирается из логова, нюхает холодный воздух, чует запах собачьей своры и людей, которые двигаются в его сторону. Он бежит к прудику, пытается спрятаться в пожелтевших камышах. Псы выскакивают на опушку, срезают дорогу через поля. Хряк несется вдоль черной поверхности воды, но собаки бегут быстрее и вот-вот его схватят. Они прыгают на песок, один проезжает пузом по илу, вскакивает на лапы. Зверь замирает. Он видит перед собой трех легавых, те лают на него, окружают, сейчас кинутся. Чего они ждут? Узнали в кабане Зверя? Хряк оценивает позицию преследователей: берег слишком высокий, ему не забраться. Люди что-то кричат издалека, собаки отвечают, и Зверь отступает в ледяную воду. У него перехватывает дыхание, псы не решаются лезть следом, но лают все громче. Вода накрывает Зверя с головой, он инстинктивно бьет ногами и, попав в течение, перестает чувствовать свой огромный вес. Собаки на песке бьются в падучей, боясь обогнуть водоем: насосная станция делит пляж надвое большими металлическими трубами. Наконец одна гончая ныряет, проплывает несколько метров, возвращается и начинает судорожно отряхиваться. У собак, увы – нет слоя подкожного жира для защиты от холода. Охотники обнаруживают своих псов на берегу, те кружатся как будто ловят собственные хвосты, и лают, лают, лают… В центре пруда образовался небольшой водоворот, но опустившаяся на мир ночная тьма скрывает все следы, так что фонарик бесполезен. Человек решает, что легавые сделали стойку на нутрий, и растаскивает их за ошейники.
Зверь убегает по пашне, спотыкаясь в жестких бороздах, поднимается и снова бежит, дотягивает до перелеска, петляя между деревьями. Он взмок, от спины и боков валит пар, но враги остались позади. Хряк решает не возвращаться в дубовую рощу. Он пожертвует первым в жизни логовом, так будет безопаснее. Здесь в черном увядшем леске его не заметят и при свете дня. Все вокруг успокаивается, и он покидает убежище, бродит вдоль полей и опустевших садов. Натыкается на стенку, сложенную из камней, скрепленных раствором, это ограда маленькой старой фермы, от которой остались только развалины, поросшие кустами ежевики. В некоторых местах стенка обрушилась, хряк перебирается через осыпь, упрямо лезет вперед, раздвигая лианы, добирается до участка утоптанной земли, заваленного досками, старой мебелью, балками, которые подточили короеды и время. Колючие ветки сплелись в плотный купол, заменив крышу и стены. Зверь чувствует запах людей – далекий, размытый временем и странно успокоительный. Он расчищает место у стены, укладывается, но глаз не закрывает. Созерцает ночь.
Благодарности
Национальному центру книги.
Моим бесценным друзьям, следившим, как писалась эта книга.
Клодин Фабр-Вассас и Жану-Луи Ле Такону за их просветительские произведения.
Ведомственному архиву графства Жер.
Если у каждого члена семьи тысяча причин ненавидеть друг друга, и кажется, ни одной — любить, обычный ужин превращается в античную трагедию. И мы уже видим не мать с тремя взрослыми детьми, сидящими за столом, — картинка меняется: перед нами предстают болезненные воспоминания, глубокие обиды, сдавленная ярость, сожаления, уродливые душевные шрамы, нежелание прощать. Груз прошлого настолько тяжек, что способен раздавить будущее. Перед нами портрет семьи, изуродованный скоропортящейся любовью и всемогуществом смерти.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.