Зверь - [78]

— Да.

И Туманов стал обстоятельно, не спеша стал рассказывать свою удивительную историю. Когда же дошел до последней сцены в купе, вновь часто-часто заморгал, руки пришли в движение, быстро зашарили по коленям, груди, плечам. Смотреть на это было и больно, и страшно. Я хотел было прекратить допрос во избежание новых страшных для Туманова последствий. Но постепенно он успокоился. Спросил:

— У вас, Николай Сергеевич, сигареты не найдется?

Я достал пачку «Петр 1», протянул ему.

— Вот, пожалуйста.

Он долго с интересом рассматривал пачку.

— Какие-то новые. Впрочем, нет, они уже тогда были. Сам-то я курил гаванские сигары. Да, мог себе позволить. А сейчас видите, что со мной стало? — Он впервые печально улыбнулся. — Моральный и физический урод.

— Ничего, со временем, думаю, у вас все будет хорошо. Еще не один фильм снимете.

— Ну, зачем вы так, Николай Сергеевич, — укоризненно проговорил Туманов. — Что вы меня как ребенка утешаете? Я прекрасно осознаю, что впереди меня ждет унылая и безрадостная жизнь калеки.

Он закурил, глубоко затянулся.

— А сигареты совсем даже неплохие. Знаете о чем я, порой, думаю?

— О чем?

— Что зря оттуда вернулся.

— Откуда? — не понял я.

— Из небытия, где пребывал целых четыре года. Там по крайней мере нет ни вопросов, ни проблем. Удивительно, но я совершенно ничего не помню из этих четырех лет. Абсолютно.

Туманов докурил сигарету, затушил окурок в жестяной формочке для выпечки кекса, приспособленной здесь для пепельницы, проговорил:

— Что ж, продолжим?

— Если готовы. А то можем перенести на потом.

— Вполне готов… Можете представить мое состояние, когда вернувшись из ресторана, я обнаружил в купе два трупа? И вдруг услышал за своей спиной саркастический смех и голос: «Ну как тебе, Володя, мизансцена?! Впечатляет?!» Я даже не заметил, как он вошел. Обернулся и увидел его лицо. Сколько мстительного торжества было в нем. Он буквально наслаждался моим горем. Мозг мой пронзила страшная боль и больше я уже ничего не помню. Вот и все.

Я достал протокол допроса свидетеля и стал записывать показания Туманова. Через какое-то время в комнату вошел высокий мужчина в белом халате.

— Здравствуйте! Я лечащий врач Владимира Ильича Козинцев Петр Сергеевич. Извините, но вы скоро закончите беседовать, товарищ следователь?

— Да. А в чем дело?

— Пришли его родители. Ждут. Волнуются. Можете представить их состояние.

— Тогда пусть войдут.

— А можно?

— Можно. Я все равно записываю показания. А Владимир Ильич, в принципе, свободен.

— Большое спасибо! — поблагодарил врач.

Через пару минут в комнату ворвалась пожилая красивая женщина (Туманов был в мать).

— Володенька!! — воскликнула она, бросилась к сыну, обняла, прижалась к груди. — Господи! Какое счастье, что ты вернулся! Я знала, верила, что это случиться! Милый мой сынок! Родной! Единственный! Как же я счастлива!

— Ну, мама, успокойся! Все хорошо. Все будет хорошо, — говорил Туманов. Лицо его было по-прежнему неподвижно. Лишь часто моргал, да по щекам текли слезы.

Следом за женой вошел Туманов старший. Это был седой мужчина крепкого телосложения с простоватым мужественным лицом. Он подошел к сыну, также обнял его и хриплым от волнения голосом сказал:

— Ты молодец, сын! Молодец, что выбрался. Спасибо тебе!

Глядя на них, я почувствовал, как к горлу подступил твердый ком, стало трудно дышать, защипало глаза. Может ли быть прощен тот, кто причинил этим людям столько горя? Нет, ни в настоящем, ни в будущем ему нет прощения. Говорят, что даже таким церковь отпускает грехи. Черт знает что такое! Это какое-то надругательство над сутью жизни.

Вернувшись в прокуратуру, доложил обо всем прокурору.

— Да, дела! — несколько ошарашено проговорил он. — Кто бы мог предположить? Что думаешь делать?

— Надо срочно лететь в Москву.

— Это ты верно решил, — кивнул прокурор. — Иди, выписывай командировку.

Оформил командировку, позвонил Иванову.

— Сергей Иванович, так складываются обстоятельства, что мне нужно срочно лететь в Москву, — сообщил я.

— А что такое?

— Возобновил производством одно уголовное дело, приостановленное четыре года назад. Заговорил бывший подозреваемый, помещенный в свое время в психиатрическую больницу.

— Что за дело?

— Да ты, наверное, о нем слушал. Известный кинорежиссер Туманов в купе поезда якобы убил свою невесту и её случайного любовника, а сам сошел с ума.

— Конечно слышал. Так оно у тебя?

— Да. Этот Туманов такое порассказал, что до сих пор голова идет кругом.

— И что же, если не секрет?

Я кратко пересказал показания Туманова.

— Очень интересно, — задумчиво проговорил Иванов. — Когда собираешься вылетать?

— Завтра утреннем рейсом.

— А когда вернешься?

— Думаю за день обернуться.

— Потом обязательно свяжись со мной.

— Хорошо.

Я купил билет и на следующий день в шесть утра вылетел в Москву.

Глава четвертая. Шилов. Новый «друг»

Ровно в шесть, когда бригадир сказал:

— Шабаш, мужики, кончай это пыльное дело! — я взял заранее приготовленный пакет, в котором находилась бутылка шампанского, и направился в конец зала.

— Ты куда, Рома?! — удивленно спросил Панкратов.

— Да так. Надо мне, — ответил.

— Он как пить дать к Люське поперся, — громко проговорил Василий и дурацки рассмеялся.