Зверь - [76]

— Почему вы так решили?

— Ночью… Как раз перед тем как старик отдал мне ключи. Ночью мальчик сильно кричал.

— А девочка?

— Девочки слышно не было, врать не буду. А мальчик кричал, точно.

— Слова какие-то слышали?

— Нет, только крик, протяжный такой, страшный.

— Что ещё вы слышали?

— Остальное, как обычно. Шум, гам, тарарам.

Я достал фоторобот старика-режиссера, показал его Клавдии Павловне.

— Клавдия Павловна, посмотрите повнимательнее. Это тот самый режиссер?

Она долго подслеповато рассматривала портрет, затем проговорила с полной уверенностью:

— Он самый. Точно.

А потом мы пили чай с черничным вареньем. Оно действительно было замечательным. Честно признаться, я вообще ел его впервые в жизни.

Не успел я появиться в кабинете, как в него ввалился Дима Беркутов.

— Ты где, Сережа, болтаешься?! — спросил он с возмущением.

— Что значит — болтаюсь?

— А то и значит. Здесь шеф на уши всех поставил, тебя разыскивая.

— Да я вроде говорил, — неуверенно сказал, так как действительно запамятовал — сообщал ли Рокотову о своих планах на сегодня.

— Вроде, да как бы, — смешно передразнил меня Дима. — Что-то с памятью твоей стало. Это очень нехороший симптом, Сережа. Определенно.

— Да ладно тебе. Что случилось?

— Ты почему ему ничего об операции не сказал?

— Говорил я, точно помню.

— Вот я и говорю — во избежание более серьезных последствий, тебе надо срочно к врачу обратиться. Иначе, ты скоро имя любимой жены станешь забывать.

— Да что случилось? Можешь ты толком рассказать?

— Что ж, попробую, — тяжко вздохнул Беркутов. — Утром только сел я за стол, как вошел шеф. Строго посмотрел на меня. «Чем занимаетесь, Дмитрий Константинович?» Ну, я, как положено, вскочил, вытянулся во фрунт. «Готовлюсь к операции, товарищ полковник!» — отвечаю. «Какой ещё операции?» — спрашивает он, а на лице недоумение, какого я отродясь не видывал. «Под кодовым названием «Мордобой», — бодро отвечаю. Как услышал он это слово, сильно рассвирепел, аж позеленел весь. «Что за дурацкие шутки! — кричит. — Где Колесов?!» «Должен быть здесь», — отвечаю. Он и пошел шмалять по кабинетам. Шум и треск на все управление стоял, такого, наверное, и при Ватерлоо не было. Потом заглянул в наш кабинет. «Как Колесов появится, сразу ко мне!» О чем я тебе, Сережа, с великим прискорбием и сообщаю. Иди, клади голову в пасть этого дракона.

— Да пошел, юморист хренов! — сказал я в сердцах, направляясь к двери.

Рокотов сидел за столом и что-то читал. Увидев меня добродушно сказал:

— А, Сергей Петрович, проходи, садись.

Я сел за приставной столик, спросил осторожно:

— Говорят, вы меня искали, товарищ полковник?

— Я?! — очень он удивился. — Кто тебе это сказал?

И я понял, что вновь попался на очередной прикол моего забубенного друга.

— Беркутов, — хмуро ответил.

Рокотов усмехнулся, покачал головой, как бы говоря: «Ну вы, ребята, даете!».

— Ты его побольше слушай. Что-нибудь интересное сказала соседка из сорок пятой квартиры? — спросил шеф.

Оказывается, и об этом я ему говорил. Ну и трепло же это Беркутов. Когда-нибудь он точно дождется. Всякому терпению есть предел.

— Даже очень интересное, — ответил я и рассказал шефу о показаниях Клавдии Павловны Томилиной. Когда дошел до того места, как свидетельница обратила внимание на руки режиссера, Рокотов не выдержал, воскликнул с восхищением, даже гордостью:

— Ай, да Иванов! Каков?! Гений следствия! Не знаю, как там с блондинкой, а с этим инвалидом он попал в самую точку. Кто-то явно актерствует, пытаясь сбить нас с толку.

— Я с вами совершенно согласен, — сказал я.

Полковник схватил телефонную трубку, набрал номер, долго слушал, затем сказал с явным сожалением:

— Нет где-то Иванова. Жаль! Хотел поздравить. Как у вас с операцией?

— Беркутов должен был все подготовить, проинструктировать омоновцев. Все должно получиться, товарищ полковник.

— Дай-то Бог! Значит, сегодня?

— Да. Захарьян сегодня заступает на дежурство.

— Прикрытие обеспечили?

— Да. В прикрытии будем мы с Беркутовым.

— Ни пуха вам не пера! Да, вот ещё что. Когда будешь писать рапорт об операции, не указывай название, а то мне перед генералом будет неудобно.

— Я понимаю, Владимир Дмитриевич.

Заглянул в кабинет Беркутова. Он поспешно схватил ручку и сделал вид, что сосредоточенно пишет.

— Дурак ты, Дима, и не лечишься, — сказал я.

Он оторвался от бумаг, уставился на меня невинными глазками, будто впервые увидел после долгой разлуки, воскликнул:

— А, это ты, Сережа?! Привет! Что такой смурной? Съел что-нибудь?

— Да пошел ты!

— Как, Сережа, настроение нашего уважаемого шефа? Он все также бодр и оптимистичен? Все также верит в незыблемость моральных принципов и торжество закона? Ты ему сказал, что мы с тобой с некоторых пор в этом очень сомневаемся? Сказал? Ты почему, Сережа, молчишь?

— Мели, Емеля, твоя неделя! — махнул я на него рукой. — Ты проинструктировал омоновцев?

— А как же. Все в полном порядке. Вон, в бутылке, даже немного осталось. Будешь?

— Да ты что?! — возмутился я. — Хочешь операцию завалить?!

— Совсем наоборот. Все должно быть придельно приближено к боевой обстановке. Если два хмыря пришли за водкой, то за версту от них всем должно быть ясно кто они такие и что им надо. А водка с пивом дают потрясающий результат.