Звенит слава в Киеве - [23]
— На тебя глядя, и нехотя в то поверишь. Светишься вся.
— Генрих хочет нынче же указ подписать, и я руку приложу…
— О чём?
— Да об тебе же. Графом тебя жалуем, поместье даём богатое, а свататься к Мадлене де Геменэ уж сам езжай. Отец её согласен, да и девка не прочь. Будете братцами с дружком твоим.
Андрей ничего не ответил. Анна пытливо поглядела на него.
— Иль не по душе тебе Мадлена-то?
— Отчего ж? Девица предобрая…
— За чем же дело стало?
Андрей поднялся, медленно прошёл по комнате и остановился у окна.
— Ярославна, родная моя, — с трудом выговорил он, с мольбой глядя на королеву, — иль и впрямь хочешь навек меня в Париже оставить? Иль не видать мне боле родного Киева?
Анна побледнела. С тех пор как родился Филипп, воспоминания о былом почти не мучили её. Любила она по-прежнему и батюшку, и братцев, но как-то отодвинулось всё, затуманилось. Сын впереди всех встал… да и знала она, что не бывать ей больше на Руси, что здесь, с мужем и сыном, её место. Королева она, не княжна Анна Ярославна… Андрей — дело другое. Для неё только сюда приехал, по батюшкиному велению, да с надеждой воротиться когда-нибудь…
— Видно, не привык ты… — тихо сказала она.
— Никогда не привыкну, — так же тихо ответил он.
— Тоскуешь?
— Ни днём, ни ночью забыть не могу. Купола золотые во сне и наяву мерещатся.
— Да ведь нет у тебя там никого!
— Русь есть…
— Русь… — Крупные слёзы выступили на глазах королевы.
Русь, родная, недостижимая, навеки утраченная. Ну что ж, хватит того, что ей здесь суждено оставаться. Семья у неё, сын любимый. К мужу привыкла она, любит он её, уважает. Да и Франция теперь уже не чужая ей — во всех делах Генрих с ней советуется, много она доброго через него делает. Савейр вон говорил, что чуть что не ангелом французы свою королеву почитают. А что есть у Андрея, друга верного, преданного? Богатство? Весёлые дружки? Не очень-то ему всё это нужно. Хотела женить его, чтоб прижился, корни пустил бы, навек близ неё остался. Последний ведь из киевских он. Девки замуж за французов повыходили, в поместьях живут; стражники, что батюшка с ней посылал, сразу, ещё из Реймса, воротились. Андрей только и остался. Неужели ж его навек счастья лишить? Видно, без родины не найдёт он его, счастья-то.
— Так ты оттого и худущий такой, да смутный стал, что Киева забыть не можешь? — задумчиво спросила Анна.
— Не знаю, Ярославна. Может, и оттого…
Долго молчали оба, думая каждый о своём. Наконец королева встала, выпрямилась и рукавом утёрла заплаканные глаза.
— Поезжай, Андрей… — тихо, чуть слышно сказала она.
Андрей вздрогнул и отшатнулся, не веря ушам своим.
— Что ты говоришь, Ярославна?
— Поезжай, говорю, домой.
— А ты как же?
— Что ж я? У меня теперь своя жизнь, другая. Привыкла я… а твоё счастье отнимать не хочу. Худая то была бы плата за верность твою да любовь. Вовек доброты твоей не позабуду, а держать боле — не держу. Поезжай, Киеву родному от Анны земной поклон отдай, — голос королевы дрогнул, — здешние же дела твои я сама улажу и Генриху скажу, и графу де Геменэ объясню. А Мадлена в девках у них не засидится — хороша собой, знатна, богата…
Но судьба Мадлены не слишком интересовала Андрея. Киев, Киев! Вот оно, счастье, в которое он и верить-то перестал!..
— Не знаю, как и благодарить тебя, Ярославна… — с трудом выговорил он.
— Ты ступай покамест, ступай… потом договорим… — и Анна, с трудом сдерживаясь, чтобы не зареветь в голос, как бывало, быстро вышла из комнаты.
Глава XIX. ДОМОЙ, ДОМОЙ!
Солнце уже клонилось к западу, когда двое усталых, запылённых путников подъезжали к небольшому приморскому городку Марселю. У первого постоялого двора старший из них придержал коня.
— Остановимся здесь на ночь, Арно, хорошенько поужинаем и выспимся. А уж завтра станем узнавать насчёт корабля!
— Слушаюсь, господин Андрэ…
Навстречу приезжим торопливо выбежал хозяин.
— Милости просим! Милости просим! Ужин уже готов, сегодня у нас отменная рыбная похлёбка с чесноком!
Путники спешились. Арно взял поводья обоих коней и вопросительно взглянул на хозяина.
— Ты ступай туда, малый, на задний двор. Там и конюшня, поужинаешь и переночуешь с моими конюхами. А господина прошу покорно в покои…
«Покои» оказались низкой, грязной и тёмной комнатой, освещенной только отблеском огня, пылавшего в огромном камине. За длинным столом шумели и стучали кружками постояльцы.
— Эй, хозяин! — закричал один из них, — где же твоя хвалёная похлёбка?
— Сейчас, сейчас! Венецианцы всегда шумят больше всех! Садитесь к огню, господин. Вы желаете, конечно, поужинать отдельно?
— Вовсе нет, — улыбнулся Андрей, — и, я надеюсь, твои постояльцы уделят мне местечко за общим столом?
— Вот это я люблю! — закричал тот, кого хозяин назвал венецианцем. — Синьор не спесив и не брезгает простыми людьми! А моряки всегда рады выпить с хорошим человеком. Садитесь с нами, синьор!
— Вы моряк? — спросил Андрей, садясь за стол.
— Джузеппе Галеотти к вашим услугам, с торгового корабля «Санта Мария», из славной республики Венеция!
— Я очень рад нашему знакомству, синьор Галеотти…
— Э, зовите меня попросту Джузеппе. Я ведь всего только матрос, синьор, так же, как и все эти ребята!
