Зубы Хроноса - [11]

Я вслушивался в тишину. И обследовал келью. Я проверил ее стены, плиты пола, поднялся по лестнице и убедился, что из кельи нет другого выхода, кроме запертой двери. Что можно было сказать о странном исчезновении Старого?

Не найдя ответа в келье, я снова углубился в книги.

Изучение документов вскоре показало мне, что Нестор Несцио — скромность псевдонима заставила меня глубоко задуматься[1] — также стремился постичь великую тайну, другими словами, тоже был алхимиком. Его рассказ вызывает доверие хотя бы тем, что совпадает еще с тремя свидетельствами, которые я изучил одно за другим.

Виконт де Сюрси рассказал в письме, к счастью, сохранившемся в архивах Национальной библиотеки (Мс. № 326501), о своей последней встрече с Тристаном, объяснив, почему он не смог выполнить поручение Генриха Ш. Конечно, виконта можно заподозрить в выдумке «чуда», с помощью которого он, может быть, хотел оправдаться перед королем, хотя показания наемников могли ему помешать. Допустим, однако, что ему удалось подкупить честных швейцарцев. Но хроника Филиппа д'Овернья также упоминает о таинственном исчезновении Старого, хотя его положение летописца, фанатически преданного Генриху IV, должно было скорее привести к созданию новой обвинительной речи, подобной той, в которой он заклеймил царствование женоподобного предшественника беарнца. В самом деле, трудно было предположить, что гугенот Филипп пренебрежет лишней возможностью разоблачить бездумную расточительность последнего Валуа, помешавшую ему добыть сумму, необходимую для срыва интриг де Гиза. Но вместо ожидавшейся филиппики мы, напротив, находим у неподкупного летописца слова сочувствия к драме Генриха III, «преданного в последний момент алхимиком, на которого он возлагал все свои надежды и который «испарился» в воздухе, как раз накануне ужасного Дня баррикад — несчастное обстоятельство, в котором Валуа, несмотря на все его пороки, никак не повинен».

Тот факт, что слух об исчезновении Старого был доверчиво встречен придворными, заполнявшими залы Лувра (нигде не обнаружил я ни одного слова сомнения относительно версии Сюрси, хотя у того было немало врагов), также подтверждает правдивость сообщения виконта. Ведь для того, чтобы его единогласно приняли скептически настроенные вельможи одного из самых развращенных дворов того времени, это событие должно было произойти в условиях, полностью исключавших заговорщическую улыбку. Можно было ввести в заблуждение короля Франции, можно было воспользоваться предрассудками Катерины Медичи, но рассчитывать на наивность этих благородных ткачей утонченнейших сплетен и интриг было невозможно.

Кстати, третье свидетельство, которым мы располагаем (содержащееся в отчете, составленном Жаном ле Нуар по случаю допроса Матье Машэ) в этом смысле весьма убедительно. По поручению мнительной Катерины названный Машэ произвел в помещениях замка «некоторые реставрационные работы». Эвфемизм скрывал просто-напросто искусно проложенные в стенах каналы, позволявшие старой королеве подслушивать — а иногда и подглядывать — то, что происходило в «некоторых помещениях». Несмотря на все свое суеверие, Катерина довольно недоверчиво отнеслась к сообщению об исчезновении алхимика. Первым ее предположением было, что Машэне ограничился тем, что ему было поручено, и произвел «некоторые реставрационные работы» также и для других, и в первую очередь — для королевского алхимика. Однако, подвергнутый пыткам, несчастный архитектор умер, так и не выдав тайны двери, через которую исчез Тристан Старый. Ясно, что такого канала просто не существовало, иначе Машэ, отец четверых детей, не задумываясь сказал бы о нем, чтобы спасти себе жизнь. Таково было заключение палача, подтвержденное и присутствовавшим в камере пыток знаменитым Козимо Руджиери, астрономом и доверенным лицом Катерины, старым врагом Тристана, весьма заинтересованным в том, чтобы свести его таинственное исчезновение к искусному обману.

В конце концов вся эта масса доказательств заставила меня убедиться в том, что Сюрси и его люди в самом деле были в келье алхимика, что они видели его и присутствовали при его необъяснимом исчезновении, «испарении», если воспользоваться выражением летописца. Напрашивалось одно-единственное объяснение, и на какое-то время я и в самом деле ему поверил: гипноз. Тристан Старый, в чьей силе внушения я не сомневался (в его биографии несколько раз упоминается о том доверии, которое он с первого взгляда пробуждал во владыках своего времени), просто-напросто внушил то, что хотел, людям, пришедшим по приказу короля, чтобы вынудить его произвести наконец столь давно обещанное и каждый раз откладываемое превращение. Не сходя с места, изобретательный шарлатан создал иллюзию своего исчезновения, чтобы де Сюрси и наемники могли поклясться, что видели своими глазами, как он исчез «вдруг и насовсем». После чего просто-напросто удрал из дворца, топографию которого изучил до мельчайших подробностей.

Повторяю: какое-то время я верил, что мне удалось найти правдоподобное объяснение. Но оно явно компрометировало моего героя, и я испытывал нечто вроде стыда, какое-то наивное разочарование, думая о том, что такой пошлый обман целых четыре века заставлял ученых проливать реки чернил… Я поехал к морю.