И бросил трубку. Потом, не сводя глаз с телефона, залпом выпил плескавшийся в стакане джин. Дорого бы я дал, чтобы малютка Салли позвонила еще раз. Но этого счастья мне не выпало.
Сидеть я больше не мог, а потому поднялся и стал бесцельно бродить по комнате, подошел к письменному столу, от стола — к противоположной стене, от стены — в приемную.
Итак, я мерил шагами свой офис, и его, с позволения сказать, убранство вдруг перестало мне нравиться. Мусорная корзина словно бы сама собой заполнялась старыми газетами и ненужными бумагами. С книжных полок за ними последовали обертки от леденцов, картонные упаковки из-под сока, несколько пустых пивных бутылок и башмак. Затрудняюсь сказать, чей это был башмак и каким ветром занесло его на мою полку. Я провел по пыли, покрывавшей его, пытаясь уяснить для себя, как мог столь заметный предмет, ни для чего более не пригодный, пролежать у меня на полке столько времени, что выгорел с одной стороны на солнце, оброс пылью, а я его только сейчас заметил? Ответа на свои вопросы я не получил. Ну, и не надо.
Башмак полетел в корзину, принявшую через минуту еще какие-то бумажки, картонки и прочий хлам. Когда она заполнилась, я примял мусор и продолжал свои труды. Когда втискивать было уже больше некуда, я выволок ее на лестницу и опорожнил в мусоропровод. Там меня и застал телефонный звонок, но я не ускорил шаги: кто бы ни звонил, я занят полезным делом.
Я всегда считал свою контору довольно симпатичным помещением. Конечно, она не сияет чистотой, — хоть сейчас на обложку «Лучший дом и сад», — но все же казалась мне вполне пристойной и даже не лишенной уюта. И стоило лишь присмотреться повнимательней, как обнаружилось такое!.. И я продолжал уборку, наращивая темп, выдвигая ящики, просматривая их содержимое, решая судьбу каждого предмета, попадавшегося мне на глаза. Еще раз пропутешествовав в коридор, я вылил в раковину вчерашний кофе, а сам кофейник наполнил водой и покрутил, стараясь избавиться от коричневато-сероватого налета на стенках. Не избавился. Тогда я решил взяться за него всерьез и направился в ванную, расположенную в конце коридора.
Когда я вернулся в кабинет, рукава рубашки промокли до локтя, брюки от пояса до колен были покрыты пятнами мыльной воды, но кофейник был вычищен и вымыт. Он благоухал и сиял. Да и вся моя контора была ему под стать.
Тут опять зазвонил телефон. На этот раз я снял трубку. Фортуна мне улыбнулась: это был Хьюберт. Я спросил, сильно ли он занят сегодня. В ответ он начал декламировать:
— Для тебя всегда свободен и на все всегда пригоден!
От Хьюбертовых стишков мороз идет по коже. Не удостоив его похвалой, я сказал:
— Встречаемся через час в клинике Билли.
— А-а, п-п-понимаю! Нашему маленькому доку ну-нужно на-найти сбежавшего психа?
— Нет. Это мне нужно.
Поговорив с Хьюбертом, я снова позвонил в клинику. Билли еще не вернулся. Мой собеседник на коммутаторе был крайне лаконичен, давая мне понять, что спрашивать следует «доктора Уильяма Нормана», а никак не «Билли». На это я в том же лапидарном стиле посоветовал ему заниматься исключительно своим делом. В противном случае кто-нибудь может ненароком обидеться и по несчастной случайности отправить его к зубному врачу. А потом велел разыскать Билли и передать, что Джек Хейджи будет у него через час. Внушение возымело действие: голос на том конце провода стал вежливей.
Вслед за тем я позвонил в полицейский участок капитану Рэю Тренкелу, моему единственному приятелю из правоохранительных органов. Ему я сказал, чтобы он меня дождался — я сейчас приеду. Он согласился, заметив, что с утра — не в духе. Отлично, я и сам в препоганом настроении.
Дал отбой, откатал рукава рубашки, убедился, что они просохли, взял блокнот и ручку, сунул их в карман и двинулся к двери, на ходу надевая шляпу. Вышел и дверь за собой запер.
Внизу, у схемы нашего дома, я увидел двух энергичных молодых людей в синих блейзерах — явных репортеров. Один уверял, что контора Хейджи — на втором этаже, а другой спросил меня:
— Простите, сэр, а вы не знакомы с этим самым Джеком Хейджи?
— Как же, как же, — отвечал я. — Горжусь знакомством с таким человеком.
— А вы не знаете случайно, он сейчас у себя?
— Нет его, — сказал я. — Мы с ним собирались закатиться куда-нибудь, но я его не застал. Секретарша сказала: он в Бруклине. Поехал брать Шефа.
Молодые люди, страшно воодушевившись, стали спрашивать, с кем имеют честь и где именно будет происходить задержание. Я назвался Мэтью Суэйном и отправил их в ресторанчик на углу Ностранд и Лафайетт-авеню. Репортеры прыгнули в свой фургон и рванули по указанному адресу.
Мэтью Суэйн — имя моего любимого героя научно-фантастических романов. Пусть-ка эти борзые ребята сошлются на него — сядут в лужу. А авеню Ностранд и Лафайетт пересекаются в квартале чернокожих. Местечко до того опасное, что патрульные полицейские выступают там исключительно квартетом. Местная шпана будет рада появлению двух белобрысых симпатичных джентльменов до смерти. Только вот вопрос — до чьей? Впрочем, я не слишком тревожился за репортеров. Хороший журналист сначала проверяет источник информации, а потом уже кидается очертя голову на место происшествия.
