* * *
Никелированный турникет пропускного пункта на солнце отливал в красноту. Знакомый цвет: так красят фасады семейных ресторанчиков, так багровеет затылок таксиста, намеренного прокатить вас с ветерком. Именно такие были у меня глаза, когда я в последний раз смотрелся в зеркало — в туалетной комнате на заправочной станции. Я выехал из Питтсбурга, приводя в исполнение дурацкое намерение выпивать каждые полчаса, и делал это до тех пор, пока во мне не угасло намерение еще более дурацкое — помириться с женой.
Ее прощальные слова все еще звучали у меня в ушах. Три часа прощальных слов, три часа проклятий и упреков. И все потому, что мы с Мишель решили оборвать семимесячный фарс, именуемый супружеством, которое должно было продлиться — как я обещал ей когда-то — до гробовой доски.
Я слушал ровный гул движка и надеялся, что машина знает, куда мы едем. Я-то забыл, впрочем, и то, что от алкогольной интоксикации можно загнуться. Никому еще не удавалось убежать от своих проблем. Будь ты пятилетний мальчуган с пригоршней мелочи в кулаке и любимыми комиксами под мышкой или тридцатилетний мужчина, который пускается в бега с двумя бутылками джина, армейским одеялом и круглым ноликом на текущем счету, — все равно придется возвращаться. Возвращаться к действительности.
Для меня она воплощена в обшарпанном письменном столе, втиснутом в угол комнаты в Десятом участке. Меня зовут Джек Хейджи. Я — сыщик.
Итак, с вечера пятницы до утра понедельника я колесил по дорогам, пытаясь утопить мучительные воспоминания в джине, а недостаток самоуважения возместить злобой. Наконец джин иссяк, злоба выветрилась — или наоборот? — а я устал до такой степени, что мне уже ни до кого не было дела. Мне хотелось только спать. Высплюсь, а потом уж приведу себя и жизнь свою в относительный порядок.
Болело все, но сильней всего — голова. Понадеявшись, что смогу отсидеться на своем рабочем месте, пока мигрень хотя бы не сравняется с ломотой во всем остальном организме, я втиснулся на стоянку между двумя патрульными автомобилями. И вошел в помещение Десятого полицейского участка. Однако капитан Уилок уже дожидался меня, и это не сулило ничего хорошего.
— С добрым утром, с добрым утром, Джек, — сказал он, а я кивнул в ответ. — Мы немножко припозднились сегодня, да?
— Тоже проспали, капитан? — сочувственно спросил я. Ненавижу это «мы».
— Брось свои шуточки! Мне надоели твои вечные опоздания, и дерзости, и эта твоя ухмылочка, без которой ты себя, наверно, чувствуешь как без штанов. Почему не доложил, где проводишь уик-энд, чтобы в случае чего тебя могли найти? Почему являешься на службу с опозданием, да еще в таком виде — немытый, небритый?..
— А самое главное — непроспавшийся.
— Забавный ты малый, Джеки, — продолжал капитан, чуть сбавив тон. — Человеку с таким чувством юмора ничего не страшно. А потому я тебя предупреждаю в последний раз: еще одно замечание — вылетаешь из питтсбургской полиции как пуля. Понял?
Я кивнул — осторожно, чтобы ненароком не встряхнуть ноющие мозги. Я был благодарен капитану за то, что чтение нотации завершено. Мне надо было слегка опомниться: за каких-то трое суток я лишился жены, дома, а теперь, кажется, еще и работы. Ужасно хотелось заползти в какой-нибудь темный угол и там отлежаться и поразмыслить. Но это чревато: скорей всего я бы уснул, а проснувшись — уже не числился бы в штате. Рабочий день предстояло провести в яви, как ни противно. А для этого следовало узнать, тут ли Спенсер.
Спенсер был тут и, стало быть, вся его аптечка — тоже.
— Что скажешь хорошенького? — не слишком приветливо спросил он.
— Да вот, понимаешь ли, капитан Уилок спятил совсем — запрещает спать на рабочем месте. Своими силами мне не справиться. Можешь помочь моему горю?
— Ну-у, Джеки... Вот не думал, что придется пичкать тебя всякой химией.
— Я тоже много о чем не думал. Оказывается — зря.
Спенсер был, в сущности, неплохой парень, и я горько раскаивался по поводу всех своих шуточек в его адрес. Не вздумал бы он сейчас отыграться на них. Тогда мне конец. Однако он сжалился и, копаясь в своей сумке, стал спрашивать:
— Когда ты спал в последний раз? В четверг?.. В пятницу?
— Да... Что-то в этом роде.
— Ясно. И плюс к недосыпу в тебе играет литра два спиртного. Так? — Я кивнул, и к моей мигрени кивок этот мало что добавил. — Оно и видно. На вот, держи, — и он протянул две маленьких белых капсулы. — Это как раз для тех, кто в аптеке бывает только, чтобы купить сигарет. Вообще-то это вдыхают, втягивают ноздрями, но для того эффекта, который тебе нужен, можно и проглотить. Одну прими сейчас, другую потом, если потребуется. Действует мгновенно — ты же ведь не привык к таким снадобьям. Она тебя основательно встряхнет, разбудит и позволит продержаться до конца рабочего дня. Это чистый метамфетамин, хотя тебе это ни о чем не говорит. А потом ступай домой и ложись спать, потому что это штука серьезная и бьет по мозгам — будь здоров.
— А чего-нибудь помягче у тебя нет?
— Навалом. Только тебе это не поможет. Хочешь проснуться и подзарядиться энергией — бери, что дают, не думая о последствиях. В этом мире, старина, мы рассаживаемся согласно купленным билетам.