Зрячая ночь. Сборник - [36]

Шрифт
Интервал

Как открыть что-то важное о себе, если и малозначительные вещи тонут в сумраке непонимания? Как отыскать силы, чтобы однажды утром посмотреть на себя в зеркало и задать вопрос — кто я? Неудавшаяся сказочница? Успешный копирайтер, пусть тошнит и от слова этого, и от дела? Непонятый гений, пока еще не распознавший, в чем собственно его гениальность? Или уютная посредственность, быть которой отчего-то стало стыдно. Мир, где жить просто хорошим человеком — мало, как мало просто хорошо делать свое простое и хорошее дело, построили несчастные дети с синдромом отличника. Стены их тюрем выстроили отцы, ругающие за тройки, и матери, задающие извечный вопрос: а почему четверка, почему не пять? Вот сын Шевцовых небось пятерку принес!

И пусть сын Шевцовых вылетел с третьего курса за пьяное нападение и попытку изнасилования, в голове выросшего ребенка намертво засела виновная истина — если дело выходит посредственно хорошо, то это плохо, плохо, очень плохо, иди и умри в углу, все равно десерт не получишь, десерт ты не заслужил. Без сладкого у нас сохраняются здоровые зубы и изрешеченная язвами ненависти к себе душа.

— Я падаю в траву, я прорастаю, я — это перламутровых лесов. — Голос доносился со стороны Нескучного Сада. — Я — край, я — тот, кто исходил по краю тропу с начала до конца веков.

Лера застыла на половине шага. Где-то там, спрятанные деревьями от шумной толпы, звучали стихи. Странные и, наверное, плохие стихи, которые пробрали Леру от макушки до пят. Она медленно опустилась на край лавочки. Пара, сидящая на другом ее конце, посмотрела на Леру неодобрительно, но было плевать. Лера слушала.

— Я — тихий полдень августа, я — вечер, хрустальный звон морозного утра. Я стар, я очень стар, я юн и светел. — Понять, кто читает строки, не выходило, голос искажал хрип микрофона, слишком уж далеко находился источник слов, делающих Лере сразу и больно, и хорошо, и холодно, и жарко. — Я — дева и дракон, я точно та, которой по плечу и дважды в реку, и соленою глыбою во брод. Я — все, что нужно в смерти человеку…

Лера почувствовала, как медленно стекает по спине холодный пот. Она не могла разобрать — красиво ли услышанное ею, но мысль, что кто-то считал себя и малой частицей чего-то большого, и этим самым большим, в один момент пугала и завораживала. Невидимый голос читал стихи ночному парку, хрипел микрофоном, отдавая себя на суд, будто страха в этом мире вовсе не было. Не было постоянной угрозы быть непонятым. Вообще ничего не было, кроме него самого.

— Я продлеваю прерывая род. — На этой фразе Лера поняла, что строки принадлежат женщине — на каком бы узелке своей жизни она ни была, так легко признавать себя частью и целым могла только женщина, пишущая другой женщине о мире, который женщинам и принадлежит. — Вода во мне кипит и льдами стынет, огонь мне шепчет: «Здравствуй же, сестра!» Я здравствую, во веки и отныне, я падаю в траву…

— И я — трава, — закончила Лера, вскочила и понеслась вдоль набережной, только бы не узнать, прозвучат ли аплодисменты в ответ бесстрашной душевной наготе, случившейся в дебрях Нескучного Сада.

Есть ноты, которые не должны обрываться, лучше им бесконечно звучать в сердце того, кто услышал их, поймал и оставил себе — на память о важном уроке от невидимого учителя жизни, который, впрочем, так никогда и не узнает, что стал таковым.

— И я — трава, и я — трава, — повторяла и повторяла Лера, чувствуя, как кипит внутри нее неизведанная могучая сила. — Я падаю в траву, и я трава!

Пока эти слова — простые, бессильные, придуманные кем-то таким же простым и смертным, звучали в ней, разгоняя кровь, пока в каждой клетке ее тела ликовал обретенный вдруг смысл, Лера бежала к Пушкинскому мосту, точно зная, что никогда не шагнет с него. Нет, лишь поднимется по лестнице, проскользнет в стеклянную, мерцающую огнями галерею и выйдет наружу, чтобы по Фрунзенской набережной дойти к метро и уехать домой. Поливать старый фикус, веря, что он однажды оживет. Писать сказки, чтобы однажды — может, через месяц, может, в следующем столетии, кто-нибудь случайно услышал их в темноте и принял на веру каждое слово, как сегодня Лера поверила в чьи-то дурацкие стихи.

— Я — дева и дракон! — пульсировало в ней. — Я — точно та!

Она уже забралась на самый верх лестницы, распахнула прикрытые на ночь двери. Мост, спрятанный от непогоды стеклянными перекрытиями, был похож на гигантскую оранжерею. Не хватало только экзотических цветов и влажного воздуха парника. Шаги звонко разносились под прозрачной крышей, отскакивали от стен, множась, будто по мосту Лера шла вместе с героями ее ненаписанных историй. Можно было перейти на другую сторону и снаружи, но близость открытой воды, такая желанная в начале пути, теперь казалась опасной. Лучше надежно и не страшно, быстро и легко. Закрыть гештальт безумного вечера, вернуться за стол и записать наконец сказку про старуху-банши.

Телефон завибрировал, требуя внимания. Лера щелкнула по уведомлению, ощущая легкую досаду. Любое предложение теперь лишь испортило бы послевкусие. Стоило удалить подписку на пике благодарности к ней, чтобы не было искушения повторить этот вечер, ведь прекрасное не повторяется. Потому-то оно и ценно.


Еще от автора Ольга Птицева
Край чудес

Ученица школы кино Кира Штольц мечтает съехать от родителей. Оператор Тарас Мельников надеется подзаработать, чтобы спасти себя от больших проблем. Блогер Слава Южин хочет снять документальный фильм о заброшке. Проводник Костик прячется от реальности среди стен, расписанных граффити. Но тот, кто сторожит пустые этажи ХЗБ, видит непрошеных гостей насквозь. Скоро их страхи обретут плоть, а тайные желания станут явью.


Выйди из шкафа

У Михаила Тетерина было сложное детство. Его мать — неудачливая актриса, жестокая и истеричная — то наряжала Мишу в платья, то хотела сделать из него настоящего мужчину. Чтобы пережить этот опыт, он решает написать роман. Так на свет появляется звезда Михаэль Шифман. Теперь издательство ждет вторую книгу, но никто не знает, что ее судьба зависит от совсем другого человека. «Выйди из шкафа» — неожиданный и временами пугающий роман. Под первым слоем истории творческого кризиса скрывается глубокое переживание травмирующего опыта и ужаса от необходимости притворяться кем-то другим, которые с каждой главой становятся все невыносимее.


Брат болотного края

«Брат болотного края» — история патриархальной семьи, живущей в чаще дремучего леса. Славянский фольклор сплетается с современностью и судьбами людей, не знающими ни любви, ни покоя. Кто таится в непроходимом бору? Что прячется в болотной топи? Чей сон хранят воды озера? Людское горе пробуждает к жизни тварей злобных и безжалостных, безумие идет по следам того, кто осмелится ступить на их земли. Но нет страшнее зверя, чем человек. Человек, позабывший, кто он на самом деле.


Фаза мертвого сна

Хотите услышать историю вечного девственника и неудачника? Так слушайте. Я сбежал в Москву от больной материнской любви и города, где каждый нутром чуял во мне чужака. Думал найти спасение, а получил сумасшедшую тетку, продавленную тахту в ее берлоге и сны. Прекрасные, невыносимые сны. Они не дают мне покоя. Каждую ночь темные коридоры клубятся туманом, в пыльных зеркалах мелькают чьи-то тени, а сквозь мрак, нет-нет, да прорывается горький плач. Я — Гриша Савельев, вечный девственник и неудачник. Но если кто-то тянется ко мне через сон и зовет без имени, то я откликнусь.


Тожесть. Сборник рассказов

Сборник короткой прозы, объединенной сквозной темой времени. Время здесь и герой, и причина событий, свершающихся с героем, и процесс, несущий в себе все последствия его выборов и решений. Подвластный времени человек теряет себя, оставаясь в итоге один на один с временем, что ему осталось. Взросление приводит к зрелости, зрелость — к старости. Старики и дети, молодые взрослые и стареющие молодые — время ведет с каждым свою игру. Оно случается с каждым, и это объединяет нас. Потому что все мы когда-нибудь тоже.


Рекомендуем почитать
Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.