Зрелища - [27]
— Значит, ты помнишь? Я тебя предупредила, и если ты сегодня опять раскиснешь…
— А-а, перестань. Вот еще, новая глупость.
— Ну, смотри. Мое дело предупредить.
В большой квартире по случаю торжества все двери были распахнуты, за исключением спальни родителей — эта была заперта, может, даже изнутри. Высокие стены, густо завешенные картинами, фотографиями, фруктами из папье-маше, картами мира и области, напоминали стенды какой-то диковинной выставки. Накрытого стола с обычными салатами и бутылками они также нигде не увидели в этой склонной к оригинальности квартире и вернулись назад несколько разочарованные. Вернее, разочарован был один голодный Сережа, Лариса Петровна же казалась задумчивой и поджидающей от этого вечера какой-то интересной нервотрепки впереди.
Гостей набралось уже предостаточно, но все подъезжали и подъезжали новые. Из знакомых мелькали только Всеволод и двое-трое актеров народного театра, которых Сережа привык видеть на всех мало-мальски шумных сборищах. Всеволод пришел грустный, но не слишком, сразу принялся за Тасю, не то чтобы загорелся, а вроде из чувства долга, спросил, не угловой ли у нее дом, он, входя, не заметил, и если угловой, то он обязательно напишет ей письмо, а дальше пошло, как обычно: «Ах, письмо?», «Ну да, ведь дом угловой…», «Но при чем же?», «Разве вы не знаете?», «Да, я что-то слыхала…», «Вот, видите», «Но объясните,.», «Про письмо?» «Ну хотя бы…», «Это ничего не изменит», «Но мне интересно знать», «А оно уже написано…» и так далее, пока откуда-то не вынырнула Лариса Петровна и не прогнала их друг от друга с замечательной откровенностью.
Основная толпа рассаживалась в гостиной с роялем, остальные мыкались пока из комнаты в комнату, забредали на кухню, мешали Тасе в прихожей, приглядывались и неопределенно пошучивали для пристрелки. Знали друг друга немногие, раз-два и обчелся — они держались кучками. Сережа, брошенный Ларисой Петровной, забрался в угол за рояль и оттуда присматривался к гостям, подбирая себе какой-нибудь, спектакль поинтересней, какую-нибудь яркую личность, за которой стоило бы последить весь вечер.
Выбор был слишком велик, глаза у него разбегались.
Кого только не созвала к себе бесстрашная Тася, позабыв, видать, на радостях про людскую непохожесть и полную неспособность прощать ее друг другу. Кого-кого здесь только не было! Вот три подружки в очках, очень некрасивые, но ничуть этим не удрученные, шушукаются в углу, сдвинув головы и повернув к остальным спины с четким, как на луне, рельефом пуговиц, лямок, крючков и позвонков под платьями; вот два моряка, идут, сосредоточенные, от картины к картине, каждую рассматривают и перед каждой причесываются, продувают расчески и движутся к следующей; вот пожилая пара, он и она, сильно седые, ходят обнявшись, ведут себя на людях точно любовники в постели, глаз оторвать невозможно; еще одна небритая личность в двух шарфах, один на шее, другой на талии, сущий матадор, с готовностью упирающий взгляд во взгляд, всех побеждающий, но, кажется, ни на что другое не годный — вон как ему уже скучно без достойных противников. Сколько их тут, как бы не прозевать чего — а что с другой стороны? Ой, какая женщина! Платья почти нет, плечи голые, а волосы, а глаза! И одна, совсем одна, потому что ясно же — какой мужчина из убогой действительности посмеет с ней рядом. И еще одна женщина, балерина, что ли, существо прелестное и стрекозиное, а вон еще и еще, и там в углу, за ними какой-то школьник Сережиных лет, нет, не зеркало, но глаза горят, зубы стиснуты, кажется, вот сейчас готов, не сходя с места, подраться с моряками, переглядеть матадора, перелюбить трех подружек и даже заговорить с одинокой женщиной, но только так, чтоб тут же непременно и немедленно умереть.
Вот так толпа, вот так варево, давно он такого не видел!
И Тася бегает взад-вперед, возвышаясь точно огромный повар, подбрасывает в смесь бутылки, яблоки и бутерброды на тарелках, все вперемешку, пепельницы на полу, стаканы на ручках кресла, дым, смех, музыка поддает своего жару, и вот уже понемногу закручивается, закипает, пенка появляется по краям — ах, хорошо, ах, сладко!
От жары, сочившейся из труб отопления, многие поснимали пиджаки и куртки, замелькали белые рубашки, бабочки, галстуки полетели по кругу, натянутые центробежной силой. Бутылок появлялось все больше, несколько уже пустых закатилось к Сережиным ногам под рояль. Потом кто-то выключил большой свет, и тотчас на месте земной вечеринки возникла как бы сцена из жизни подводного царства, причудливые движения, звуки, силуэты, шумный переполох в глубинной пещере. Время от времени неизвестные обитатели подплывали вплотную, заглядывали Сереже в лицо, говорили два-три слова и снова пропадали в сигаретном сумраке; например, моряк с изломанной вконец расческой долго смотрел на Сережу и вдруг задал трудный вопрос о совести, о женской совести, есть ли она у них или нет?
— Нет, — сказал Сережа, — думаю, нет. Да и не надо.
— Правильно. Молодец, — сказал моряк и исчез, утащенный товарищем.
Милое стрекозиное существо принесло ему апельсин и прошептало с иностранным акцентом:
Когда государство направляет всю свою мощь на уничтожение лояльных подданных — кого, в первую очередь, избирает оно в качестве жертв? История расскажет нам, что Сулла уничтожал политических противников, Нерон бросал зверям христиан, инквизиция сжигала ведьм и еретиков, якобинцы гильотинировали аристократов, турки рубили армян, нацисты гнали в газовые камеры евреев. Игорь Ефимов, внимательно исследовав эти исторические катаклизмы и сосредоточив особое внимание на массовом терроре в сталинской России, маоистском Китае, коммунистической Камбодже, приходит к выводу, что во всех этих катастрофах мы имеем дело с извержением на поверхность вечно тлеющей, иррациональной ненависти менее одаренного к более одаренному.
Приключенческая повесть о школьниках, оказавшихся в пургу в «Карточном домике» — специальной лаборатории в тот момент, когда проводящийся эксперимент вышел из-под контроля.О смелости, о высоком долге, о дружбе и помощи людей друг другу говорится в книге.
Умение Игоря Ефимова сплетать лиризм и философичность повествования с напряженным сюжетом (читатели помнят такие его книги, как «Седьмая жена», «Суд да дело», «Новгородский толмач», «Пелагий Британец», «Архивы Страшного суда») проявилось в романе «Неверная» с новой силой.Героиня этого романа с юных лет не способна сохранять верность в любви. Когда очередная влюбленность втягивает ее в неразрешимую драму, только преданно любящий друг находит способ спасти героиню от смертельной опасности.
Писатель-эмигрант Игорь Ефремов предлагает свою версию убийства президента Кеннеди.
Сергей Довлатов как зеркало Александра Гениса. Опубликовано в журнале «Звезда» 2000, № 1. Сергей Довлатов как зеркало российского абсурда. Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2000, № 2.
В рубрике «Документальная проза» — отрывки из биографической книги Игоря Ефимова «Бермудский треугольник любви» — об американском писателе Джоне Чивере (1912–1982). Попытка нового осмысления столь неоднозначной личности этого автора — разумеется, в связи с его творчеством. При этом читателю предлагается взглянуть на жизнь писателя с разных точек зрения: по форме книга — своеобразный диалог о Чивере, где два голоса, Тенор и Бас дополняют друг друга.
Сухум. Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Тринадцать месяцев войны, окончившейся судьбоносной для нации победой, оставили заметный отпечаток на этом городе. Исторически желанный вождями и императорами город еще не отошел от запаха дыма, но слово «разруха» с ним не увязывалось. Он походил на героя-освободителя военных лет. Окруженный темным морем и белыми горами город переходил к новой жизни. Как солдат, вернувшийся с войны, подыскивал себе другой род деятельности.
Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».
«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».
Овдовевшая молодая женщина с дочерью приезжает в Мемфис, где вырос ее покойный муж, в надежде построить здесь новую жизнь. Но члены религиозной общины принимают новенькую в штыки. Она совсем не похожа на них – манерой одеваться, независимостью, привычкой задавать неудобные вопросы. Зеленоглазая блондинка взрывает замкнутую среду общины, обнажает ее силу и слабость как обособленного социума, а также противоречия традиционного порядка. Она заставляет задуматься о границах своего и чужого, о связи прошлого и будущего.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.