Зов - [71]

Шрифт
Интервал

— Ты против переселенцев?

— Где в них подлинная нужда — туда и следует их направлять… Но, по-моему, настоящие хозяева не станут от дома отрываться. Должна быть привязанность к родной земле. У нас в государстве никто от безработицы и безземелья не страдает, без куска хлеба не сидит.

— Нет, рановато тебе, пожалуй, партийную работу доверили. — У Мэтэпа Урбановича по шее и от щек к затылку красные пятна пошли. — Не созрел еще для понимания… Смотри-ка — он против государственной политики по экономически обоснованному использованию трудовых ресурсов! А мне разве не сверху, не из облисполкома, этих людей предлагают? Там, наверное, знают, что делают, когда целым семьям оплачивают переезд из одного конца страны в другой? А ты — против этого! Придется мне попросить разъяснения у первого секретаря райкома… Кто из нас прав тут!

— Я вам и стараюсь разъяснить…

— Ну, далеко зашел ты, секретарь!

— Мы можем обойтись и без привлечения переселенцев. Надежнее будет. Так считаю.

— Все переселенцы — дрянь, рвачи…

— Почему же? Само собой, не все.

— По-твоему, все! А вот в том же Тагархае семья Николая Митрохина? Какой год на откорме молодняка… Трудолюбивые — что сам Николай, что жена. Не ты ли по итогам пятилетки подписывал ходатайство на «Знак Почета» для Митрохина? А пришлый он, чужой ведь!

— А где другие, кто вместе с ним приезжал? А где дети Митрохиных? К себе на родину они уехали, зовут, по слухам, и родителей туда…

— Говорю же, ты как дятел… Начнешь долбить — темя продолбишь! Со мной не согласен — что сам предлагаешь?

И Мэтэп Урбанович принялся озабоченно рыться в бумагах на столе: говорить-то, мол, говори, но у меня неотложных дел много, а потому — ты покороче, а я вполуха послушаю… Эрбэд Хунданович усмехнулся: ничего, бумагами не прикроешься! Стал излагать, как он думает: о том, по каким производственным участкам распределить выпускников школы и скольких из них тут же, сразу после экзаменов, послать в профтехучилище — учиться на механизаторов, а девчат — на курсы операторов машинного доения; о том еще, что в двух бригадах нет детских яслей — надо их там скорее построить, тогда ведь и многие матери, молодые женщины, пойдут работать… это ли не дополнительные рабочие руки?

— А почему там, в деревнях, не сельсовет должен детские учреждения строить? — перебил Мэтэп Урбанович. — Им выделяют средства… А у нас на этот год запланировано два коровника и новый зерносклад, да еще столярный цех. Это, получается, брось, а ясли строй — так, что ли?

— Можно все грамотно рассчитать… Воскресники объявим — ясли строить. Каждый придет.

— А ты знаешь, сколько мороки с детскими учреждениями? — Мэтэп Урбанович многозначительно палец поднял, потряс им. — Тут тебе и райздравотдел, и санэпидемстанция, и пожарники… и черт-те кто! Каждый нос сует, чего-то требует, грозит оштрафовать, сигнализирует в райком… Пока здесь, на центральной усадьбе, ясли-сад сдавали — я чуть инфаркт не получил. И уже все как-будто устранили, все готово — а разрешение на открытие не дают! Почему? Кухня, видите ль, рядом со спальней — не положено!.. Пришлось переделывать на ходу… А ты — ясли, ясли!

— Нет, Мэтэп Урбанович, яслями придется заниматься. Вот вы ссылаетесь на первого секретаря райкома… Заодно и по этому вопросу посоветуемся с ним. Беру на себя…

— Много берешь.

— Должность, Мэтэп Урбанович, обязывает. И, кстати, про сад-ясли. Вчера зашел туда за сыном — устыдился, какие мы с вами, оказывается, заботливые. Или колхоз не в состоянии для садика ковры купить, чтоб малыши не ползали по холодному полу? К вам же обращались…

— Ты что — на коврах вырос? А если нет — хочешь, чтоб твой сын на коврах вырастал?

— Мой сын в старшей группе, а там большинство — ползунки… еще ходить не могут.

— Ну какой ты… ну! — У председателя губы и пунцово-красные щеки дергались: поднеси спичку — вспыхнул бы! Слова его были отрывисты, тяжелы: — С мелочей подъедать меня начинаешь? Ковры понадобились…

— Не мне. Но не могу, Мэтэп Урбанович, понять… Вот их сколько, ковров, в вашем кабинете — половиц не видно. Три, да? А заведующая лично у вас просила для детей — вы отмахнулись… По этим самым коврам она подходила к столу, по ним, не получив ничего, уходила… Зимой! Когда детишки мерзли. Вспомните хотя бы, как Ленин относился к детям. Вы же член партии… Можно ли быть таким равнодушным?

— Да что ты, молокосос, взялся меня поучать! — заорал Мэтэп Урбанович и грохнул кулаком по столу, так что раскатились в разные стороны карандаши и шариковые ручки, сдвинулся с места красивый, из камня прибор. — Знай черту, не переступай ее… Кабы не пожалел потом!..

— Грубость — не союзница разума, угрозы же ваши просто нелепы. — Эрбэд Хунданович заставлял себя быть как можно сдержаннее, хотя давалось это ему немалыми усилиями; ощущал, как бешено колотится жилка на виске, мокрыми сделались ладони. И голос выдавал — предательски подрагивал: — Другого разговора может у нас долго не получиться, так что позвольте — доскажу… Все, чего здесь касались, самые узловые моменты, положу в основу своего выступления на ближайшем заседании партбюро. Если же продолжать речь о внутренних резервах — то этой осенью, будем помнить, возвратятся из армии шестнадцать наших халютинских ребят. Задача — заинтересовать их, чтобы не уехали из села. И разве перспектива получить, женившись, новый дом от колхоза — не сыграет здесь своей роли? Переселенцев, коли дали вы согласие на них, назад не повернешь. Но и свои, особенно из молодых, не должны чувствовать себя обойденными вниманием, заботой… Что же касается детского садика — туда пианино нужно купить…


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.