Зов - [12]

…Что шепчут губы Сэсэг в темноте, какие слова?

8

Утром, когда Ардана уже не было дома и Сэсэг, управившись по хозяйству, тоже собиралась на ферму, неожиданно зашел шаман Дардай.

«В такой ранний час?» — удивилась Сэсэг, ощутив тревогу. Ведь даже днем шаман редко показывался на улице, Его обычное время — вечернее. В сумерках можно увидеть, как спешит он, ссутулясь, бочком, в какой-нибудь из домов — молебен отслужить, решить с помощью богов затянувшийся спор, дать наставления… А тут — ни свет ни заря — к ним! Что таит его внезапный приход?

Стараясь не выдать своего беспокойства, Сэсэг пригласила шамана к столу — подала суп, налила чаю.

Было видно, что шаман с наслаждением вдыхает запахи горячей пищи, голоден, наверно. В его слезящихся, далеко запрятанных глазах-щелках пробилось нетерпенье, однако он заставил себя не спешить. Вытащил из кармана изогнутую трубку, засаленный кисет; прошел к печке, покопался в золе, разыскал уголек, прикурил… Трубку сосал жадно, она издавала сердитые шипящие звуки, тяжелый сизый дым обволакивал стены. То и дело старик сплевывал себе под ноги, прямо на чистый пол, и будь это кто-нибудь другой, не промолчала бы Сэсэг. Но шаману сказать она не решалась. Пожилые люди утверждают: святого сами боги берегут, ведут каждый его шаг, и что святой ни делает — ему, значит, дозволено…

Прошелестел же неведомо откуда слух, что только заступничество богов позволило шаману Дардаю в добром здравии вернуться из мест заключения, с берегов ледовитого моря-океана… Однажды, прослышав про святого, в Шаазгайту приехал из аймачного центра милиционер, хотел навести справки, кто да откуда. И опять небо защитило шамана: милиционер приехал в полдень, а Дардай еще утром отбыл из деревни в неизвестном направлении — ушел в один из соседних улусов. Иногда неделями пропадает: верующие люди, особенно старики, всегда найдут теплый угол для служителя богов. И милиционер отбыл из деревни ни с чем, пообещав заглянуть как-нибудь еще. Но разве у милиции других забот нет, чтоб о каком-то тихом святом постоянно помнить?! Против установленных порядков старик не идет — это каждый подтвердит; никакого зла от него нет. Наоборот, послушать людей — помогает шаман, как умеет…

— Давненько не заглядывали к нам, святой отец, — почтительно сказала Сэсэг. — А ведь соседи — через дом живем!

— Стар стал я…

— Какие ваши годы!

— А такие годы, что не терпят суеты, зовут к одиночеству. Изо всех вас, знаешь, мне одному дано говорить с богами. Вот и говорю… Молюсь за каждого, за грехи, что творите на такой же, как сами, греховной земле.

Громко шипела его трубка, он по-прежнему звучно отплевывался, сморкался, вытирая пальцы о лоснящиеся полы длинной ветхой шубы. Недолго помолчал. Потом произнес — вроде бы равнодушно, однако что-то таинственное, непонятное чудилось Сэсэг и в узких глазах шамана, и даже в том, как он говорил:

— Да и что обивать порог без дела… Так ведь?

— Что порог! — поспешно отозвалась Сэсэг. — Деревянный, не сотрется… А вы зайдете — дельным советом одарите!

— Это верно, — важно согласился шаман и, оглянувшись на дверь, будто проверив, что никто не может подслушать, добавил шепотом: — Настало время — вот я и пришел к тебе… Ветрено на дворе, сидел бы дома, да голос сверху покоя не дает. Иди, подскажи, помоги! Разве мог я усидеть, когда такое повеление с неба? Надо скорей выручать тебя из беды…

Сэсэг помертвела; слабым голосом, непослушными губами, чуть слышно произнесла:

— Что… что такое, святой отец?!

— Случилось невероятное! — воскликнул шаман. — Погоди, я сейчас…

Он шмыгнул в сени и тут же вытащил оттуда грязный мешок, затянутый на середине обрывком веревки; бросил его на пол.

— Сама не догадываешься, что в мешке?

— Не томите!

Шаман стал распутывать веревку, делал это медленно, бубнил что-то под нос себе — Сэсэг показалось, что он кого-то ругает, грозится и в то же время обращается к богам, просит, чтоб те услышали его голос… Крепко затянутый узел плохо поддавался, и Сэсэг в страхе и жгучем нетерпенье предложила:

— Помогу…

— Ш-ш-ш… Нельзя горячиться! — Шаман, распрямившись, пальцем погрозил. — В этом мешке счастье вашей семьи. Будь терпелива!

Сэсэг привалилась к стене. Ноги ослабли — сесть бы, да не знала — можно ли…

Но вот упрямый узел распутан, шаман запустил руку внутрь мешка, повозился там и, сделавшись строгим и одновременно печальным, вытащил оттуда… конскую ногу. Конечно же, это была нога Пегого.

Сэсэг отшатнулась, ахнула.

— Зачем принесли, святой отец?

— Успокойся…

— Зачем?! Оставили б на съедение волкам… Я не возьму того, что хищникам не досталось. Великий грех!

— Помолчи наконец, женщина! — шаман Дардай прикрикнул осуждающе. — Я ж сказал тебе, исполняю волю свыше… Все закончится радостью для вашего дома, если в точности сделаешь так, как укажу тебе! Заладила: грех, грех… Ты не веришь, что ль, мне?

— Как можно, святой отец…

— …мне, который послан в Боханскую долину самим тэнгэри[7], чтобы защищать вас от злых духов, беречь огонь и ваших очагах…

— Простите, святой отец.

— Боги простят.

Шаман отдышался, успокоился, смахнул пот со лба; опять с кряхтеньем наклонился к мешку, достал из него — одну за другой — оставшиеся три ноги Пегого. Они гулко стукались об пол, и этот стук болезненными ударами отзывался в сердце Сэсэг. А шаман бормотал: