Зов арены - [4]

Алинор побледнела: услышанное настолько поразило ее, что она отказывалась верить собственным ушам.

— Ты, должно быть, сошел с ума. Это какая-то чудовищная нелепость…

— Боюсь, что нет.

— Отец! Что он хочет этим сказать? — Алинор обняла отца за плечи и заглянула в его полные невыразимой боли глаза.— Что тут произошло?

— Очевидно,— проговорил Хавлат с ноткой сожаления в голосе,— она и правда ничего не знает.

Алинор резко обернулась к нему.

— Разрази тебя гром! — воскликнула она.— Сначала объясни, что тебе здесь нужно, а потом убирайся из нашего дома!

Хавлат будто не услышал ее.

— Шевелитесь,— приказал он стражникам.— Отведите его прямо в тюрьму. Поторапливайтесь!

— Стойте! — крикнула Алинор.— Вы не посмеете…

Хавлат резко повернулся к женщине и ударил ее по лицу с такой силой, что она отлетела к стене.

— Молчи! — прошипел он.— Или тебе придется ответить за злодеяния твоего отца. Не вмешивайся!

Стражники потащили Эримиора прочь из комнаты.

— Заберите и рабыню,— велел Хавлат.— Она будет свидетельствовать против своего господина. Да, и хватит глазеть, прикройте ее чем-нибудь. Неужели никогда не видели голую девку?

Дрожащую и всхлипывающую Лейру поспешно закутали в плащ одного из стражников и вывели в коридор.

Через несколько мгновений в комнате воцарилась тишина: стражники ушли, а перепуганные слуги даже не пытались сюда заглянуть. Алинор в одиночестве стояла у алтаря.

На каменном полу, среди растоптанных кровавых пятен, валялись кинжал и растоптанные свечи.

Девушке казалось, что все это ей приснилось, что кошмар вот-вот должен закончиться. Она сейчас выйдет отсюда, пройдется по залу, затем вернется в эту комнату и обнаружит, что все это ей привиделось. Просто разыгралось воображение.

Ничего подобного не могло произойти…

Это попросту страшный сон. Надо лишь сделать усилие и проснуться…

Глава вторая

Несчастному Эримиору недолго пришлось пребывать в неволе. Уже к следующему утру Хавлат собрал все необходимые свидетельства для того, чтобы вельможа, обвиняемый в измене, предстал перед судом. На утреннем заседании Хавлат выступил первым. Его речь была краткой и яркой.

Девять судей, весьма благосклонно к нему настроенные, решили не давать слова Эримиору, ибо сочли, что никакие оправдания его не спасут. Беднягу даже не стали вызывать из тюрьмы. Когда Алинор, дочь подсудимого, принесла прошение о помиловании, ей позволили высказаться, однако Хавлат искусно опроверг ее утверждения о невиновности отца и отвел все обвинения в том, что судьи, столь поспешно и поверхностно рассматривающие дело, нарушают закон. Она потерпела поражение. Вынося приговор, суд был единодушен: преступник заслужил смерть. Публичную казнь назначили на этот же день, а палачу послали распоряжение, чтобы он должным образом подготовил площадь к зрелищу, на которое всегда собиралась большая толпа. Хавлат, нарушив обычай, решил поторопить события и самолично отправился в королевскую тюрьму, чтобы сообщить Эримиору новости.

— Пришло время расплаты, приятель,— шипел Хавлат, стоя у решетки перед камерой.— Решение суда оказалось единогласным.

Эримиор поднял голову, и его светлые глаза блеснули в полумраке.

— Я иного и не ожидал,— пробормотал он едва слышно.— Было бы удивительно, выступи хоть кто-то из них против. Все эти судьи так или иначе зависят от тебя. Они выполняют твои приказы, а ты щедро оплачиваешь их послушание. Но ведь я тоже поступил так, как ты велел. И что? Теперь меня будут пытать, а затем казнят.

— Все еще упорствуешь в своей клевете? — усмехнулся Хавлат, хотя поблизости никого не было, даже дремлющего охранника, который мог бы услышать его.

— Ты же знаешь, что я не лгу. На мне нет вины, и боги примут меня.

— Так уж и нет? — злорадно усмехнулся Хавлат.— Тебя застали за совершением магического ритуала. Боги не любят самозванцев, которые возомнили себя чародеями и решили, что могут подчинить себе высшие силы.

Наступило долгое молчание. Тишину нарушали только тяжелое дыхание Эримиора и позвякивание его цепей. Наконец он сказал:

— Тебя постигнет кара за твое злодейство, Хавлат. Можешь не сомневаться.

— Вряд ли. Сегодня ты умрешь.

— Перед смертью я прокляну тебя, и мой дух отомстит.

Его враг расхохотался.

— Ты нечестивец, Хавлат. Тебя еще настигнет возмездие, и чрево Мрака поглотит тебя.

— Ты несешь чушь, как эти увечные попрошайки на улицах, которые вымаливают подачку и угрожают легковерным, утверждая, что зло будет попрано, а добро восторжествует.

— Когда ты будешь умирать, Хавлат, вспомни обо мне. Меня ждут пытки и страдания, но моя смерть по сравнению с твоей будет сладостной и безболезненной. Я предвижу страшный конец, который тебя ожидает. Я знаю: черное пламя, что пожрет твою душу, уже зародилось в Бездне.

— Не сотрясай понапрасну воздух, побереги силы, приятель. Они тебе еще понадобятся, чтобы вопить. Немного позже. Сегодня днем.

С этими словами Хавлат резко повернулся и пошел прочь от камеры по темному коридору.

Эримиор прислонился к каменной стене, и тяжелые цепи тихо зазвенели. Его лицо пылало, он мелко дрожал. Он достиг примирения с богами, на душе у него царил мир, но старик не хотел умирать. Снова и снова, как заклинание, он повторял: