Зорькина песня - [9]
Они медленно пошли по насыпи…
— Дорогая Вера Ивановна, вы работаете воспитателем всего несколько дней, а я в делах руководства собаку съел, — заговорил Кузьмин. — Если вы хотите, чтобы дети вас уважали, надо держать их в кулаке. — Он сжал кулак, словно хотел показать наглядно, как это делать — руководить. — Иначе они вас ни в грош не будут ставить…
— Не понимаю…
— Бросьте, прекрасно понимаете! — резко перебил её Кузьмин. — Сегодня вы позволили им обсуждать мои распоряжения, а завтра… Вы, кажется, забыли, что сейчас не мирное время, а война?
— Нет, не забыла. У меня муж и сын на фронте, — с необычной для неё твёрдостью в голосе сказала Вера Ивановна, — и даже во время войны старосту не назначают, а выбирают. Должна вам сказать, что девочки не уважают Наташу.
— Кто? Крикуны и хулиганы? И вы, воспитатель, идёте у них на поводу? Похвально, собственно говоря… не ожидал. Доможир дисциплинированная и воспитанная девочка. Единственная, собственно говоря, которую можно поставить в пример. Вы когда-нибудь слышали, чтобы она спорила со старшими, высказывала неуважение? Вот видите… Доброта, Вера Ивановна, должна быть жестокой, и руководить коллективом не значит идти у него на поводу.
— Ну что, Балерина, съела? — спросила Наташа, когда воспитатели ушли.
Глава 6. Мама, я тут!
Тёмная махина паровоза с громадными колёсами и высокой трубой, тяжело отдуваясь клубами пара, остановилась на соседнем пути. Из вагонов высыпали красноармейцы. Прилаживали скатки. Топали ботинками, словно пробуя, крепка ли земля. Земля непрерывно гудела, сотрясаясь; гул шёл со стороны города. Небо в той стороне было завешено клубящейся пылью. Красноармейцы прислушивались к гулу с одинаковым тревожным выражением, и от этого лица их делались похожими друг на друга.
— Ста-а-а-ановись! — заливисто пропел седой размашистый командир и, озабоченно хмурясь, пробежал вдоль строя, придерживая рукой планшетку.
Конопатый Генька остановился рядом с Зорькой и Дашей, сбросил с плеча на землю мешок.
— Во, везёт людям, счас ка-ак начнут немца шпарить, будь здоров и не кашляй, а тут… — Он презрительно пнул носком ботинка мешок и сплюнул.
Зорька шагнула вперёд и громко спросила, стараясь сдержать пискливые нотки в голосе:
— Не отдадите город?
На лицах бойцов замелькали улыбки.
— Не отдадим! А ты чья? Откуда?
— Из детского дома! Мы эвакуируемся! — ответили Зорька и Даша одновременно.
— Костя! Соколов! Здесь детский дом! — закричали красноармейцы.
— Эй, мальцы, Соколова есть?!
Даша и Генька растерянно переглянулись.
— Кто Соколова?
— Ой, чей-то отец, наверное, здесь!
К ним подбегали ребята и подхватывали крик.
— Соколова-а-а!
От служебного вагона уже бежала воспитательница. Из шеренги бойцов выскочил молоденький красноармеец. Он держался обеими руками за скатку, вытягивая вперёд тонкую шею.
— Мама! — растерянно крикнул он. — Мама! Я тут!
Вера Ивановна остановилась, точно споткнулась, и судорожно втянула в себя воздух.
— Живой! — выдохнула она, прикладывая пальцы ко рту. Плечи её затряслись, словно воспитательница смеялась и плакала одновременно.
— Товарищ командир! — закричали бойцы. — Соколов мать встретил.
Тот самый размашистый командир с планшеткой подошёл к Соколову, взглянул на часы.
— Три минуты! Догоняйте! — отрывисто сказал он, и над строем снова взвилась команда: — Р-равняйсь!
— Мама! — опять крикнул красноармеец.
Одним махом он перескочил пути, отделяющие воинский эшелон от вагонов детского дома, и обнял Веру Ивановну.
— Смир-рна! Пр-равое плечо вперёд, арш!
Строй качнулся, дрогнул, ощетинившись тусклыми штыками. Грохот солдатских ботинок слился с далёким пушечным гулом.
Соколов поправил винтовку и побежал, догоняя строй, то и дело оглядываясь назад.
— Костенька! — крикнула Вера Ивановна. — Мы в Казахстан… В Казахстан!
Ребята окружили воспитательницу, словно боялись, что она сейчас бросит их и побежит следом за сыном. Она и в самом деле побежала, натыкаясь руками на плечи и головы ребят.
Красноармеец в последний раз оглянулся, поднял руку, но строй уже поглотил его, словно река дождевую каплю.
— Верванна-а! Идите скорее, Петьке ящик на ногу упа-ал! — закричали несколько голосов сразу у вагона мальчишек.
Воспитательница остановилась. С минуту она смотрела на ребят, на вагоны неподвижными, отсутствующими глазами.
— Что же вы стоите, ребята? — наконец спросила она. — Погрузка ещё не кончилась…
И пошла к вагону мальчишек, всё ускоряя шаги.
Глава 7. Неправда, я не сирота
Тревожная душная ночь заполнила теплушку. Придавила, уменьшила её до того, что, казалось, некуда протянуть руку.
На соседнем пути лязгнули буфера. Настороженно пробуя рельсы, отстучали колёса. Послышались приглушённые голоса. По потолку теплушки побежали длинные бледные полоски света.
Эшелоны оживали для ночной тяжёлой работы.
Зорьке надоело лежать молча. Движение на соседнем пути рассеяло тревогу. Раз эшелоны уходят, значит, всё хорошо. Она повернулась на бок и обняла подругу. Даша дышала часто, с присвистом, словно ей не хватало воздуха.
— Ты зачем так дышишь? — шёпотом спросила Зорька.
— Пить хочется, — не сразу отозвалась Даша. Она нащупала в темноте Зорькину руку. — Жарко здесь…
