Зорькина песня - [60]

— Это точно, — серьёзно сказал Генька. — Мы с моим братаном Мишкой каждый день по два литра молока выпивали и бубликами закусывали. Я молоко уважаю.

— И Зорька уважает, — съехидничала Галка.

— Так я же не для себя, я для Даши…

Саша отпустил Геньку.

— Петро, друг, выручай. Эту мелюзгу до вечера не переговоришь.

— Ладно, хватит мучить человека, — сказал Петька, — завтра мы все поедем в город встречать Николая Ивановича. Председатель колхоза две подводы дал.

— Наконец-то! — обрадованно воскликнул Саша и тут же опечалился. — А я? Вы все поедете, а я здесь останусь? Ну, нет! Не отпустят — убегу!

— Правильно! — в один голос подхватили ребята. — Иди прямо сейчас к главному, пусть выписывает, и всё!

Зорька решительно поднялась, одёрнула платье.

— Я с тобой, — сказала она, — пусть только попробует не выписать!

На следующее утро возле детского дома остановились две подводы с высокими бортами из серых щелястых досок. Девочки украсили подводы цветами. В гривы лошадей вплели бумажные красные ленты. Для этого Анка и Нина Лапина весь вечер накануне красили акварелью газетные полоски. Мальчишки натащили в подводы сухой травы, чтобы Николаю Ивановичу было мягко сидеть. Возчики в широких войлочных шапках с загнутыми полями невозмутимо сидели на передках, поглядывая на суетливых ребят тёмными узкими глазами.

Наконец все уселись. И сразу же запели. Так и ехали через весь посёлок с песнями. А когда выехали в степь, примолкли. Вера Ивановна приказала девочкам повязать головы косынками, а мальчикам надеть шапки. Чтобы не напекло солнцем головы.

Зорька сидела на передней подводе рядом с Сашей, привалившись головой к его плечу, и сквозь прижмуренные ресницы смотрела на степь.

Ещё несколько дней назад она была праздничной; цвела красными маками, голубела ковылём, а сейчас пожухла и сникла. Песчаные гряды перемежались глиняными, растрескавшимися от жары площадками — такырами. Пыль хрустела на зубах. Высоко-высоко в синем небе одиноко парил орёл.

В город приехали за полдень. Ребята, убаюканные долгой дорогой, сонно потягивались. От жары всем страшно хотелось пить. Возле чайханы Вера Ивановна велела остановиться. Здесь, у глиняного забора, стояла водопроводная колонка, а под колонкой длинное деревянное корыто — поить скот.

— Всем умыться и привести себя в порядок, — скомандовала воспитательница.

Петька Заяц принялся качать ручку колонки, а девчонки с хохотом поливали друг друга водой. Саша опасливо отошёл в сторону, прикрывая забинтованную руку от брызг.

Галка залезла прямо в корыто, вымокла с ног до головы и, хватая за ноги девчонок, тащила их в воду.

— Лях хватит, — взмолился Петька. — Вылезай, поросёнок несчастный!

Галка улеглась в корыте и с блаженной улыбкой стала бить ногами по воде. Брызги фонтаном летели в стороны.

Вера Ивановна, смеясь, вытерла заслезившиеся глаза, протёрла стёкла очков, на которые попали брызги воды.

— Посмотри, на кого ты стала похожа, Галя! А ну-ка вылезай! Иди покачай воду, пусть Петя тоже умоется.

Но Галка уже затащила в корыто Зорьку, и теперь они вместе барахтались в воде, визжа от радости на всю улицу.

— Ляхова, ты не слышала, что Вера Ивановна сказала? — возмущённо спросила Наташа. — Иди сейчас же качать воду.

Галка вылезла из корыта, пошлёпала ладонями себя по мокрым бокам.

— Ух, и хорошо же! Сейчас подкачаю, только платье отожму.

— Вера Ивановна приказала, чтоб скорее, — не унималась Наташа.

— Опять командуешь? — насмешливо спросила Анка. — Сами слышали, не глухие. Иди сама и подкачай. Не больная.

Наташа вспыхнула и повернулась к воспитательнице: дескать, видите, Вера Ивановна, какие они? Разве с ними можно по-хорошему?

— И в самом деле, Наташа, — сказала Вера Ивановна, — покачай сама.

Ребята мгновенно перестали плескаться и обступили Наташу и воспитательницу. Наташа вскинула голову, голубые глаза её гневно сузились и потемнели. Она, видимо, ждала, что ребята начнут сейчас кричать ей обидные слова, и приготовилась дать отпор. Поставить их на место. Но ребята молчали, и от этого их упорного неприязненного молчания Наташа вдруг как-то сникла и побледнела.

Зорька смотрела на Наташу с удивлением и жалостью. Куда подевалась хвалёная красота старосты? А Вера Ивановна словно не видела растерянности Наташи, не замечала молчавших рядом с нею ребят. Привычным движением заложила короткие волосы за уши, полезла зачем-то в карман платья, поискала там что-то и, не найдя, словно случайно взглянула на Наташу и спросила будничным голосом:

— Ну, что же ты стоишь, Наташа? Разве это так трудно?

Наташа подняла голову, оглянулась и медленно пошла к колонке. Ребята также молча расступились, пропуская её.

Зорька тронула воспитательницу за руку.

— Вера Ивановна, как же мы такие мокрые приедем к Николаю Ивановичу?

— Ничего, Зоря, пока доедем, высохнем.

— А я уже весь начисто обсох, — сказал Генька.

— Эх, искупаться, что ли, напоследок! — крикнула Галка. — А ну, Наташка, качай живее, всё равно сохнуть!

И верно, когда подъехали к больнице, все успели высохнуть. Николай Иванович уже ждал их на крыльце больницы. Похудевший, с желтоватым обострившимся лицом. Но глаза его под белыми нависшими бровями светились радостью.