Зона - [5]

ВСЕ ТОТ ЖЕ ВАСИН

В кабинет вошел мужчина, на гладко стриженной голове ясно проступали два белых шрама, глубоко впавшие глаза смотрели настороженно.

— Васин, почему вы перестали посещать школу?

— A что мне там делать? Я ничего не понимаю. Да и зачем мне нужна ваша школа! Тридцать лет жил без нее и еще проживу. Читать, писать умею, с меня хватит!

— Нет, Васин, не хватит! У вас даже восьмилетки нет. Согласно постановлению вы обязаны...

— Ничего я не обязан! Я сюда пришел срок отсиживать, а не учиться!

— Вы не правы, Васин! Вы взрослый человек, хорошо работаете.

В кабинете начальника отряда идет длинный разговор, в котором участвуют все члены коллектива совета воспитателей. И врач, отвечающий за санитарное состояние в отряде, и секретарь из штаба, ответственный за погашение задолжностей и уплату алиментов осужденными. Успевает вставить слово мастер производственного обучения. Молчит только Васин.

— Ну хорошо! — говорит Варвара Александровна, — идите. Мы поговорим в школе. Я вас сегодня жду на первый урок. У меня как раз в вашем восьмом биология.

Осужденный неожиданно кивает головой и, облегченно вздохнув, уходит из кабинета начальника отряда.

После долгой беседы с Варварой Васин стал заставлять себя слушать объяснения учителей. Когда снова наваливалась хандра и невеселые мысли уводили в сторону, он вспоминал слова учительницы: «Настроение не должно давить на нас. Мы должны давить настроение». И Васин давил его. Брался за ручку, вычислял значения иксов и игреков, учил таблицу умножения, строение и функцию отделов мозга, изучал работу сердца и почек. В свободное время стал много читать. Он даже не предполагал, что это удивительно хорошо. Книги брал в школьной и колонийской библиотеках. Иногда Варвара Александровна приносила свои из дома. Их Васин буквально проглатывал. И отступила «лагерная скука».

— Не так я жил, не о том думал, — размышлял Васин, лежа на койке. — И здесь сижу из-за этой проклятой «белой головки», с «синим змием» внутри, из-за какой-то несчастной лишней стопки.

Все чаще и чаще задумывался и о прежней жизни и о будущей. — На поселение пойду, женюсь. Только бы жену хорошую найти. Новая жизнь рисовалась ему, кто бы мог подумать, розовой краской, именно розовой. Свою будущую жену представлял блондинкой, как Маргарита, только чуть моложе да потоньше. И своих будущих девочек, именно девочек, с розовыми бантиками на белых кудряшках.

— Ну и заработали большие полушария, — улыбался своим мыслям Васин.

Ушел Васин на поселение в начале августа, не успев попрощаться со своими учителями. Потом прислал письмо. Через два года придет еще одно, с фотокарточкой. Черноглазая молодая женщина с мягкой улыбкой сидит рядом с Васиным, а на руках у него маленькая крошка Олюшка. Это будет через два года. А сейчас еще не зима, а только первые ее признаки.

КУДРЯВЦЕВ

Библиотекаря неожиданно положили в больницу, а всю его работу доверили десятикласснику Николаю Кудрявцеву. Новый школьный работник выдавал дежурным учебники, подыскивал для учителей таблицы, заполнял графы посещаемости. Глаза у Кудрявцева, словно подсвеченные изнутри, смотрели гордо, и было видно, что он сам полон чувства собственного достоинства, уважения к себе и своим делам. Никогда ничего подобного Николай не испытывал в жизни. Ему, дважды судимому за воровство, доверили государственное имущество. Третий год он учился в школе, вращался в кругу учителей, помогал им оформлять классы, кабинеты. Кабинеты готовили к аттестации. Общаясь с Варварой Александровной, этой доброй и тактичной учительницей, от которой невозможно было чего-то скрыть или просто слукавить, Николай замечал, что стал меняться: гасли грубые интонации в разговоре, появилось чувство такта в общении даже со своими пацанами. Но что самое главное, он почувствовал, что и некоторые зеки стали относиться к нему иначе. Даже его дружок Пчелкин, по кличке Крендель, и тот как-то заметил: «Куцый, а Куцый! Я стал тебя стесняться». Да и сам Николай видел, что становится другим. Работая на общественных началах в химическом кабинете, Кудрявцев больше всего боялся, что вдруг кто-то что-то утащит.

— Тут и взять-то нечего! — как-то заметил Крендель.

— Но кто знает? Привыкли воровать! — думал Николай.

Пацаны могли взять любую мелочь. Лишь бы украсть. Когда что пропадало, Николай, к великому своему изумлению, страшно возмущался: — Какого черта? Ведь не надо! — И вспоминал себя. Давно ли сам был воришкой и мелким пакостником.

Рос Кудрявцев в детском доме, а потом в семье с неродной матерью, которая неожиданно умерла. Отец вновь женился, появились сестрички. Жил Колька никому не нужным. Нередко чувство голода заставляло отбирать гривенники у толстых школяров. Научился курить, бродить по улицам в поисках развлечений, с ребятами «подломали» ларек. Суд, статья, воспитательно-трудовая колония — ВТК — для малолетних. Опять свобода и опять судимость за воровство. В свои двадцать два видел мир, как он любил говорить, только «людоедов». Попав в исправительно-трудовую колонию для совершеннолетних, превратился в заядлого нарушителя, стал «шестеркой», то есть исполнителем воли «авторитета». Нарушал часто и по указанию, и так, для развлечения. Потом... Что говорить? Всякое было потом. В школу пошел неохотно. Затем увлекся, взялся за учебу не ради галочки или корочки. Решил твердо стать человеком.