…Он сидел на ступени бетонной лестницы, сжимал в ладони секундомер и, прищурив глаза от слепящего солнца, смотрел туда, где у старта-финиша, медленно подползая, выравнивались красные, синие, желтые сигары с крупными цифрами на бортах и капотах. Басово взревывали на прогазовках двигатели. Стартовая черта на асфальте, нанесенная нитрокраской, казалась добела раскаленной полосой металла. Игорь Владимирович не отрывал взгляда от машин, видел, как судья-стартер прошел по этой полосе раскаленного металла, выравнивая строй.
Блестели эмалью шлемы гонщиков, стекла очков, закрывавших лица. Голос судьи-информатора, искаженный плохим усилителем и поэтому казавшийся механическим, покрывая рев моторов, монотонно объявлял: «Номер одиннадцатый, мастер спорта Клеманов, спортклуб армии, автомобиль конструкции Таллинского ремзавода. Номер четвертый, мастер спорта Батурин, Московский автозавод, опытная конструкция. Семнадцатый, Галимов, первый разряд, Уфимский моторостроительный завод, конструкция СКБ завода. Номер пятый, Левченко, кандидат в мастера; номер шестой, Дерюгин, кандидат в мастера: оба — Горьковский автозавод, автомобили заводского КБ…»
Механический голос информатора то слабел, пропадая в шорохе и писке помех, то вновь возникал над ступенями, служившими трибуной для немногочисленных зрителей.
Игорь Владимирович почти не слушал информатора, он и так знал почти всех участников, знал и всех, кто сидел рядом с ним на бетонных ступенях пологой широкой лестницы, спускавшейся со склона насыпного холма, вокруг которого проходила кольцевая трасса. В кратере этого гигантского холма была спортивная арена и места для сотен тысяч зрителей с общей длиной скамеек больше тридцати километров. Но стадион пустовал в этот утренний час, а здесь, на зеленых наружных склонах холма и на лестницах, расположились те, кого интересовали результаты кольцевых гонок.
Солнце было нещадно ярким и горячим, даже легкий ветер с залива, скрытого от глаз кронами молодых деревьев, не приносил прохлады.
Ревели, стреляли двигатели. Механический голос информатора все так же монотонно перечислял: «Номер девять — кандидат в мастера Долгов, Ленинградский карбюраторный завод, модернизированный автомобиль таллинской конструкции…»
Игорь Владимирович искоса посмотрел на сидящего рядом Аванесова: «девятка» — это была аванесовская конструкция. На большой голове Аванесова каким-то чудом держалась белая полотняная кепочка, из-под курчавых черных волос по виску и щеке стекала блестящая струйка пота.
«Ишь, скромно как — „модернизированный таллинской конструкции”, — подумал Игорь Владимирович. — Знаю, какая там у тебя модернизация».
Аванесов, будто почувствовав что-то, повернулся, блеснув белками больших, навыкате глаз, лукаво подмигнул и снова стал смотреть на старт.
«Номер двенадцатый, мастер спорта Райюнчус, Ленинградский политехнический институт, автомобиль конструкции опытной лаборатории…»
Тут Игорь Владимирович почувствовал на себе взгляд Аванесова, в свою очередь повернулся к нему и подмигнул.
«Номер двадцать первый — спортсмен второго разряда Яковлев, комитет ДОСААФ четвертой конторы строймеханизации, Ленинград, выступает на автомобиле собственной конструкции…»
Справа от него засмеялись, кто-то громко сказал:
— Надоело мальчику на заднем дворе кататься.
Игорь Владимирович поискал глазами в шеренге машин у стартовой черты и увидел, через ряд от своей голубой двенадцатой, грязно-желтый низкий автомобиль со странным клиновидным кузовом и черными цифрами на борту.
— На этом утюге только яйца возить, — продолжал голос справа.
«Номер двадцать семь, спортсмен первого разряда…» — голос информатора потонул в свисте и треске помех.
Игорь Владимирович все рассматривал странный двадцать первый. Действительно, кузов был похож на утюг… Нет, скорее — на колун. Передние колеса были разнесены на трубчатых балках, задние стояли почти вплотную к широкой части кузова, где был установлен двигатель. Он подумал, что форма кузова не так уж нелепа, видимо, этот клин обеспечивает хорошую устойчивость и достаточно обтекаем. Потом Игорь Владимирович обратил внимание на колеса почти прямоугольного профиля с широким протектором.
«Маловаты по диаметру, оборотов не хватит, наверное», — подумал он и понял, что эта странная машина чем-то уже нравится ему. Его глаз конструктора что-то уже заметил в формах этого автомобиля, уже старался угадать расположение и устройство агрегатов под грязно-желтым неказистым кузовом.
— Каро, программка есть? — нагнувшись вперед, спросил он Аванесова.
— Зачем тебе программа? Что, есть неизвестные действующие лица? Ты же сто раз смотрел такой спектакль, — в своей обычной шутливой манере отозвался Аванесов.
— Дай, хочу предварительные заезды посмотреть, — нетерпеливо протянул руку Игорь Владимирович.
— Вот так поступают уверенные в победе люди — приходят прямо на финал. — Аванесов дал ему сложенную гармошкой программу.
Игорь Владимирович взглянул на старт, понял, что до начала заезда еще не меньше минуты, так как не видно машины начальника дистанции, и развернул программу. Листок тонкой бумаги затрепетал на ветру. Среди колонок фамилий и цифр, набранных мелким бледным шрифтом, Игорь Владимирович отыскал номер двадцать первый. По сумме предварительных заездов этот новичок был на седьмом месте. Войти в подгруппе в первую десятку — это был великолепный результат для самодеятельного конструктора. И уже с любопытством Игорь Владимирович стал смотреть результаты отдельных заездов. О своем двенадцатом он знал и так: Альгис Райюнчус — один из лучших гонщиков страны — точно выполнял тактические установки Игоря Владимировича и держался в каждом заезде третьим-четвертым. Незачем было до финала демонстрировать все возможности новой машины.