Золотые миры - [59]

Шрифт
Интервал

Что больше нет больших людей,
Нет красоты на свете…
Скребутся мыши. Ночь молчит,
Плывёт в тоске бессвязной.
Несмелый огонёк свечи
В углу дрожит неясно…
О, злое сердце, не стучи:
Жизнь больше не прекрасна!

27/ II, 1925

«Зябко кутаясь в ночной рубашке…»

Зябко кутаясь в ночной рубашке,
Я лежу под мокрою стеной.
Временами стон, глухой и тяжкий,
Борется с ленивой тишиной.
Тонким холодом упал, на шею
С голубой эмалью образок.
Я о счастье думать не умею
В этот час бессмысленных тревог.
И, сжимая тонкую цепочку,
Ёжась на холодной простыне,
Я, как звуки, подбираю строчки
В призрачном, неясном полусне.

27/ II, 1925

«Как японский флаг…»

Как японский флаг —
Огненный закат.
Как волшебный маг —
Солнечный Сфаят.
Проникает взгляд
За вуаль ресниц.
Искрится Сфаят
Блеском черепиц.
Всё темнее даль
Пьяного огня.
Больше мне не жаль
Прожитого дня.
Жизнь пойдёт не та!
Даль смеётся мне!
Солнцем залита —
Я стою в окне.

27/ II, 1925

НАТАШЕ П. (Пашковской). «Зимние сумерки серым пятном…»

Зимние сумерки серым пятном
Смотрят в окно столовой.
Бьётся метель. Мы опять вдвоём
В мире родном и новом.
Я говорю о своей судьбе,
Яркой, тревожной и странной.
Хочешь — я расскажу тебе
Бред о далёких странах?
Видишь ту сказку — в комнате той?
Там — уголок Китая.
Веер тот я привезла с собой
В память о знойном Шанхае.
Падают мерно стрелы ресниц,
Губы смеются лукаво…
Видишь — те чучела пёстрых птиц —
Гости с солнечной Явы.
Эта тетрадка. В ней рифмы звон,
Белые строки Памира.
Этот сонет — он возник, как сон,
Лунною ночью в Каире.
Здесь о далёком глухая печаль,
Медленные аккорды.
Здесь — молчаливая, снежная даль,
Чары холодного фьорда.
Дальше — баллады узорный свод,
Песнь о тропических странах…
Этот ковёр? — я купила его
В белых стенах Керуана.
Хочешь — возьми мой толстый альбом,
Сколько в нём солнечных блёсток!
Я тебе расскажу о том,
Как всё красиво и просто.
Что в мире лучше судьбы моей,
Этих альбомов и строчек,
Что в жизни лучше оснеженных дней,
Душной, тропической ночи!
Звучен мне город, свистки и езда,
В снег уходящие люди…
— Друг мой, так не было никогда,
Так никогда не будет

7/ III, 1925

«Опять дожди. Болит колено…»

Опять дожди. Болит колено
И ноет левая рука.
Опять привычно, неизменно
Ползёт бессильная тоска.
Опять темно, мертво, уныло,
И жизнь пуста, и больше нет
Того, что мне давало силы,
Что в душу проливало свет.
И больше нет желанья жизни
В тумане жутком и пустом,
Как будто бы, смеясь капризно,
Я сердце потопила в нём.

7/ III, 1925

«Я книгу раскрыла. В ней — белые дюны…»

Я книгу раскрыла. В ней — белые дюны,
Бесшумно-глухие шаги верблюда.
В ней — синие блёстки сверканий лунных,
Большие, далёкие, дикие чуда.
Я в сердце скрываю одну обиду —
Сплетенье нарочно-запутанных линий…
Наташа, как хочется в Атлантиду,
К миражам пустыни!
Но бросим романтику, это — вздор.
Кругом всё реальней и ближе.
Там, в диких долинах и в складках гор —
Картинки из детских книжек.
Там город, весь белый, как летний туман,
Холодный под солнцем пламенным…
Наташа, как хочется в Керуан,
В белокаменный!

22/ III, 1925

«Я теперь не гляжу на зарю…»

Я теперь не гляжу на зарю
Напряжённо, упрямо и строго.
Я теперь спокойно люблю
Мой отточенный розовый ноготь.
Я проворно верчу иглой,
Я опять подружилась с ракетой,
Я вошла в тревожный покой,
Непонятный и невоспетый.
Я теперь ни о чём не грущу,
И печали моей не вижу.
И ещё — стихов не пишу
И не думаю о Париже.

22/ III, 1925

«Всё бледней изломы линий…»

Всё бледней изломы линий
Мутно-синих гор.
Над Сфаятом вечер синий
Крылья распростёр.
Что-то слышно в звонком споре
Шатких черепиц.
А над морем блещет горе
Крыльями зарниц.
Бьются вещие зарницы —
Стрелы и мечи.
На столе, в углу, змеится
Огонёк свечи.
В затаённом, тихом горе
Молча вянут дни.
И дрожат, дрожат над морем
Вещие огни.

25/ III, 1925

«Я люблю прошлогодние думы…»

Я люблю прошлогодние думы
И стихи прошлогодней весны,
И в печали, нелепо-угрюмой,
Навсегда отошедшие сны.
Небо было так солнечно-ярко,
Так красиво мимозы цвели,
И отравою пряной и жаркой
Пахли влажные глыбы земли.
И в кабинке, унылой и грязной,
У раскрытого настежь окна —
Праздник солнца, смеющийся праздник,
И большая, большая весна.

8/ IV, 1925

«Небо, небо, улыбнись…»

Небо, небо, улыбнись,
Расцвети весёлым солнцем!
Невозвратное — вернись!
Нет, теперь уж не вернётся.
Солнце, узел развяжи,
Тот, что злой зимой запутан!
Дай мне снова пережить
Солнцем полные минуты.
В прорезь тёмного окна
Загляни весёлой шуткой.
Зацвети в полях, весна,
Синеглазая малютка!
Ветер с запада — не дуй!
Что твои проклятья значат?
Небо, небо, не тоскуй,
Сероглазое, не плачь ты!
Сердце глупое — молись
В тучах спрятанному солнцу!
Злое, светлое — вернись!
Нет, теперь уж не вернётся…

14/ IV, 1925

«Сонно падают ресницы…»

Сонно падают ресницы
В жутком шорохе тоски.
Тихо вслед за плащаницей
Уплывают огоньки.
Как мигающие свечи,
Даль прозрачна и чиста
В этот тихий, звёздный вечер
Погребения Христа.
Нежный ветер треплет локон,
Тихо стонет и звенит.
И в разрезах чёрных окон
Отражаются огни.
И по стенам пляшут тени,
Ускользая в темноту,
Обещая воскресенье
Отошедшему Христу.
Лишь в душе, как буревестник,
Шевелится гнёт глухой:
«Не воскреснет, не воскреснет
Всё, убитое тоской».
И блестящей вереницей,
Трепеща, как мотыльки,
Тихо вслед за плащаницей
Уплывают огоньки.

17/ IV, 1925


Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихи о себе

Первый сборник поэтессы. В статье "Женские" стихи, строгий, взыскательный и зачастую желчный поэт и критик Владислав Ходасевич, так писал о первой книге Кнорринг: "...Сейчас передо мною лежат два сборника, выпущенные не так давно молодыми поэтессами Ириной Кнорринг и Екатериной Бакуниной. О первой из них мне уже случалось упоминать в связи со сборником "Союза молодых поэтов".    Обе книжки принадлежат к явлениям "женской" лирики, с ее типическими чертами: в обеих поэтика недоразвита, многое носит в ней характер случайности и каприза; обе книжки внутренним строением и самой формой стиха напоминают дневник, доверчиво раскрытый перед случайным читателем.


Рекомендуем почитать
Реляции о русско-турецкой войне 1828 года

В Дополнения включены отдельные стихотворные и прозаические произведения Вельтмана, а также их фрагменты, иллюстрирующие творческую историю «Странника» показывающие, как развивались поднятые романом темы в последующем творчестве писателя. Часть предлагаемых сочинений Вельтмана и отрывков публикуется впервые, другие печатались при жизни писателя и с тех пор не переиздавались.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Алиовсат Гулиев - Он писал историю

Гулиев Алиовсат Наджафгули оглы (23.8.1922, с. Кызылакадж Сальянского района, — 6.11.1969, Баку), советский историк, член-корреспондент АН Азербайджанской ССР (1968). Член КПСС с 1944. Окончил Азербайджанский университет (1944). В 1952—58 и с 1967 директор института истории АН Азербайджанской ССР. Основные работы по социально-экономической истории, истории рабочего класса и революционного движения в Азербайджане. Участвовал в создании трёхтомной "Истории Азербайджана" (1958—63), "Очерков истории Коммунистической партии Азербайджана" (1963), "Очерков истории коммунистических организаций Закавказья" (1967), 2-го тома "Народы Кавказа" (1962) в серии "Народы мира", "Очерков истории исторической науки в СССР" (1963), многотомной "Истории СССР" (т.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Сердце на палитре: художник Зураб Церетели

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.