Золотые эполеты - [12]

Эту доброту и незащищенность младшего сына хорошо понимал его отец.

— Нужно, чтобы возле нашего Пьера всегда был преданный друг, умный, честный, знающий жизнь человек, вроде управляющего имением, но такой честный, чтобы он никогда не мог его подвести или предать. Настоящий благородный человек. Такой, например, каким был для нас покойный Кондрат Иванович Хурделица, — сказал как-то хозяин Трикрат своей жене.

Но где такого второго найти? Кондрат Большой неповторим ни своим благородством, ни другими свойствами. Это человек из легенды. Таких уже нет и больше не будет, — грустно склонила голову Наталья Александровна.

— Ан, есть. Есть, душа моя. Посмотри вокруг повнимательней.

Кого ты имеешь в виду? Кругом стяжатели. Хитрые плуты, которые прикидываются нашими доброжелателями, льстят, чтобы вольготнее устраивать свои мошеннические дела.

— Видишь, дорогая моя, в выборе людей я имею некоторое преимущество перед тобой… — Скаржинский усмехнулся. — Ну, скажем, как лесовод, — и, перехватив удивленный взгляд супруги, добавил: — Да, да, как лесовод!

— Я совершенно не понимаю тебя. При чем тут то, что ты лесовод? Ты просто шутишь?

— Виктор Петрович посмотрел на удивленное лицо Натальи Александровны и засмеялся:

— Видишь ли, как лесовод я знаю, что из саженцев березы вырастут березы, но никак не осины. Такому закону подвержен и род людской, а если быть чуточку суеверным, то можно вспомнить утверждение друидов — есть такой лесной народ. Они считают, что у каждого человека есть двойник в лесном царстве, в царстве деревьев. Есть деревья, душа которых похожа на человеческую.

— Ты намекаешь на Кондрата Малого, — догадалась Наталья Александровна, — но он мало чем напоминает своего деда, Кондрата Хурделицу. Кроме того, он еще слишком молод.

— Тут ты кое в чем права, но главное — он унаследовал от деда основное: он честен, как его дед, прямодушен и предан дружбе. Я слежу, как он подружился с кузнецом Варавием и никогда не продаст своего старшего друга. Кондрат Малый — умен. Вот подучу его маленько, подшлифую манеры, и он будет отличным управляющим у нашего Петра.

— Но пока они еще плохо знают друг друга.

— Это ничего. Перебесится наш Петр, надоест ему гусарское молодечество, расстанется он со своими собутыльниками, тогда и подружим нашего Пьера с Кондратом Малым и станет этот «малый» его верным другом, каким некогда был у меня его дед Кондрат-большой.

— Что ж, мне, Виктор, твоя затея нравится. Конечно, нашему гусару нужен преданый товарищ.

Ни Кондрат, ни Богданка не подозревали, что доброе отношение к ним хозяев Трикрат не только исходит из душевной доброты, но и подкрепляется определенными практическими расчетами. Так или иначе, душевная отзывчивость и доброта Скаржинских по отношению к ним являлись фактом. Виктор Петрович и Наталья Александровна всегда относилась к своим воспитанникам как к родным детям.

Большой, с величественными белыми колоннами дом усадьбы Скаржинских делился на две половины. В правом крыле здания находились апартаменты самих хозяев поместья. Их кабинеты, спальни, комнаты для гостей, две залы для приемов и библиотека. Левое крыло целиком занял сын Скаржинских — Петр, или Пьер, как его ласково называли родители и приятели. Там же размещались и его гости. Это были такие же, как и он, молодые офицеры гусарского лейб-гвардейского полка ее величества царствующей императрицы, где служил поручиком Пьер. Он любил свой полк, гордился им и, даже будучи в отпуске, дома, постоянно носил гусарский мундир, который очень шел к его не утратившей юношеской стройности фигуре: куртка из алого сукна, синий расшитый серебром ментик, плотно облегающие ноги белоснежные лосины.

Пьер походил на свою мать. В чертах его лица была девичья миловидность и мягкость, которой не могли придать мужества даже воинственно закрученные усики. А молодой гусарский гвардейский офицер так мечтал казаться грозным суровым воином! Но, увы! Природная миловидность входила в явное противоречие с его желаниями. Это обстоятельство порой огорчало Пьера. Он, преклонявшийся перед лихими гусарскими обычаями, стал искать утешения в бесшабашных кутежах, карточной игре, в беспрерывном волокитстве за красивыми женщинами. Ведь это приносило некоторую славу. И Пьер, как бы мстя природе за свою женственную внешность, стал вести жизнь беспутного гусара и очень быстро заработал такую, репутацию. Дело дошло до того, что командир полка, где служил Пьер, вынужден был прислать Виктору Петровичу письмо. Он просил его, как отца, воздействовать на беспутного сына, чтобы укротить его молодецкую прыть. Он также прислал офицера в отпуск «для его усмирения», как выразился командир полка, «под кровлей отчего дома».

Старшего Скаржинского не на шутку огорчило такое послание. Закрывшись в кабинете наедине с сыном, он провел с ним серьезную беседу. И оказалась, что внешность Пьера совершенно не соответствовала его внутренним качествам. Он был слабовольным, мягким и в общем-то неплохим молодым человеком.

Сын сердечно, со слезами на глазах покаялся перед отцом во всех своих прегрешениях. Они были не очень тяжкими: два крупных проигрыша в карты, несколько скандалов в ресторации, где Пьер побил посуду и лакея, да еще дуэль, закончившаяся без пролития крови: младший Скаржинский и его противник обменялись выстрелами, но промахнулись. После покаяния Пьер дал отцу честное слово исправиться, и Виктор Петрович поступил великодушно. Скрыл от всех содержание командирского письма, даже от матери Пьера — Натальи Александровны, чтобы не расстраивать ее и не позорить сына. Без всяких упреков оплатил его огромные карточные проигрыши, а командиру полка послал письмо, в котором объяснил поведение сына его молодостью, неопытностью, а также заверял, что тот решил исправиться и отныне будет в полку примерным офицером. Последнее он написал лишь после настойчивых просьб сына, который больше всего на свете боялся, что его могут уволить со службы.