Золотые эполеты - [11]

Как-то он поделился своими мыслями с женой:

— Понимаешь, Натали, юноша этот далеко не тупица. Он даже по-своему талантлив. Помнишь, как я ночи напролет с увлечением постигал содержание книг по земледельческим наукам? Мне даже иностранные языки, на которых они были написаны, не стали преградой, а вот Кондрат…

— Ах, Виктор, Виктор! Неужели ты не видишь разницы между собой и Кондратом? Тебя с детства обучали латыни, иностранным языкам. Твой ум от рождения приучен к научному мышлению, а ты хочешь, чтобы такими же свойства обладал этот юноша?

— Он заканчивает весьма солидное училище. Ты, милая, просто недооцениваешь его образованность. Но главное, — я теперь вижу его способности.

— Не спорю. Пусть он даже талантлив, но… — сделала многозначительную паузу Наталья Александровна.

Вот в этом «но» и заключается его недостаток, — воспользовался паузой Скаржинский. — Он талантлив, но недостаточно пытлив и еще не умеет мечтать.

— Думаю, и тому и другому его все же можно научить.

— Даже мечтать? Ну, знаешь, это слишком. Научиться мечтать нельзя. Это — дар Божий.

Наталья Александровна иронически улыбнулась. Скаржинский рассмеялся:

— Не сердись, но воображение и мечты, согласись, самое прекрасное в человеке. И я хочу, чтобы наш Кондрат сформировался в человека не только практического склада, но и стал бы в какой-то степени мечтателем, чтобы мог заглянуть в будущее.

— А не кажется ли тебе, дорогой, что ты многого от этого юноши хочешь? У него даже не остается времени для свидания с невестой, ты все время ему тычешь книги, да еще на иностранных языках.

— Но я хочу его научить мечтать.

— Не спеши. Он и сам научится этому.

Впрочем, у меня есть уже идея, как научить его мечтать. Я думаю показать ему мир, как говорится, открыть ему глаза на него. Через несколько дней мы отправимся путешествовать. Поедем сначала в Питер, а потом в зарубежные страны. Туда, где уже работают машины — паровые, пилящие лес, движутся самокаты-локомотивы и прочие чудеса нашего девятнадцатого столетия. Когда Кондрат увидит все это — у него пробудится фантазия.

— Спору нет, идея замечательна, как и все твои выдумки. Только я боюсь за твое здоровье. Ты забываешь, что с той поры, когда ты воевал с Наполеоном, мчался верхом на коне по полям сражений и догонял вражеское войско в Европе, уже минуло добрых четыре десятка лет, и теперь подобное путешествие тебе не под силу.

— Мы отправимся в комфортабельной карете, запряженной шестеркой великолепных лошадей, со всеми удобствами.

— А твоя подагра?

— Чепуха! Самое лучшее лекарство для укрепления здоровья и долголетия — это длительные путешествия.

Наталья Александровна нахмурилась. Ее не в шутку обеспокоила затея мужа. Она заботилась о его здоровье. Ведь ему уже немало лет, и хотя он совершает объезды имения верхом и держится в седле по-гусарски, но…

Затем ее лицо вдруг прояснилось. Глаза сверкнули молодым блеском.

— Знаешь что, Виктор, ведь спорить с тобой бесполезно. Ты все равно сделаешь то, что задумал.

— Конечно, дорогая, — виновато ответил муж.

— А раз так, то езжай с Богом! Только возвращайся поскорее.

Через два дня большая дорожная карета, запряженная шестеркой лошадей, выехала из ворот усадьбы Трикрат.

Дети

Основой характера Скаржинского была доброта, которую не могли заглушить ни военная служба во время Отечественной войны, ни административные обязанности хозяина огромных имений, где ему удалось завести такой же порядок, как на военной службе. В управлении имениями Виктору Петровичу неизменно сопутствовала удача. Счастлив он был и в семейной жизни. Преданно любил свою жену Наталью Александровну, и она как бы отблагодарила его, родив четверых красавцев сыновей: Константина, Григория, Виктора и Петра.

Так же деловито, по-хозяйски, как и во всем другом, распорядился Виктор Петрович и воспитанием своих детей. К каждому из них с раннего возраста были приставлены лучшие учителя и наставники. Все его четыре отпрыска получили отличное образование, которое открыло им широкую дорогу на избранном поприще.

Старший, Константин Викторович, пошел в чиновники и под конец жизни достиг звания камергера. Ему в наследство отец пожаловал богатое имение на Кавказе.

Григорий и Виктор служили в гражданских министерствах, а самый младший, родившийся в 1817 году, Пьер — так называли его в семье — избрал военную профессию. Несмотря на высокий пост и представительную фигуру, он имел хрупкое здоровье, часто болел простудами. Казалось бы военная профессия ему противопоказана, но тем не менее, увлеченный военной романтикой, он поступил в лейб-гвардейский гусарский полк его императорского величества.

Конечно, все сыновья были одинаково дороги и любимы родителями, но самый младший — Пьер-гусар, так уже получилось, стал объектом особой родительской заботы. Может быть, потому что он являлся самым младшим сыном, очень болезненным, а может, и оттого, что Пьер, несмотря на свой гусарский мундир, представительскую молодецкую фигуру и лихие манеры, являлся, что ни на есть, самым добрейшим, неприспособленным к житейским невзгодам человеком. Его удивительная деликатность, мягкость, какая-то внутренняя незащищенность делались заметными, достаточно было лишь заглянуть в его добрые большие голубые глаза.